Ленин. Социально-теоретическая реконструкция - [26]

По-прежнему соблюдая строгую экономию в быту, Ленин все же помогал своей младшей сестре, которая перенесла операцию по удалению аппендицита. Хватало денег и на театр и концерты. Об этом Ленин упомянул в адресованном сестре письме: «Я стал налегать на театры: видел новую пьесу Бурже “La barricade”. Реакционно, но интересно».[199] Прежде всего, конечно, Ленин и его жена ищут русские пьесы. В их письмах, если речь заходит о путешествиях, особенно удачных, мерилом сравнений обычно становятся Россия, Волга.[200] Летом 1910 г. Ленин и его семья отдыхали на берегу Бискайского залива в местечке Порник. После отдыха Ленин выехал в Копенгаген на конгресс II Интернационала, на котором одной из главных была неизбежная с точки зрения перспектив социализма проблема кооперативов. Однако в то время Ленин углубился в вопросы столыпинского режима, развития российского государства, российских аграрных отношений.

После конгресса 4 сентября Ленин уехал отдыхать в Стокгольм, где, наконец, встретился с 75-летней матерью. Это была их последняя встреча. Мария Ильинична вспоминала о ней так: «В Стокгольме М. А. Ульяновой довелось в первый и последний раз слышать выступление Владимира Ильича на собрании рабочих-эмигрантов. Когда мы уезжали, Владимир Ильич проводил нас до пристани — на пароход он не мог войти, так как этот пароход принадлежал русской компании и Владимира Ильича могли там арестовать, — и я до сих пор помню выражение его лица, когда он, стоя там, смотрел на мать. Сколько боли было тогда в его лице! Точно он предчувствовал, что это было его последнее свидание с матерью. Так оно и вышло на деле. Больше повидаться с родными до приезда в Россию, после Февральской революции, Владимиру Ильичу не удалось, а мать умерла незадолго до нее, в июле 1916 г.»[201]

Как большое горе переживалась в России смерть Л. Н. Толстого, последовавшая осенью 1910 г., представители всех духовных и политических направлений откликнулись на это событие. В глазах Ленина Толстой, несомненно, был гениальнейшим среди всех любимых им русских писателей. Ведь в действительности Толстой был не только писателем, но и целым «институтом», выступившим против официальной церкви, раздававшим крестьянам свои земли, положившим начало анархо-коллективистской традиции. Толстой, безусловно, располагал личным мужеством, вступил в конфликт с властью и был отлучен от православной церкви. Отношение Ленина к Толстому определялось общим отношением Владимира Ильича к литературе. Ленинские оценки не мотивировались сугубо эстетическими соображениями, хотя почти все его любимые писатели были художниками мирового масштаба. В эмиграции его привязанность к русской литературе даже углубилась, что, очевидно, отчасти объясняется тоской по родине, мучившей его за границей. Позже, в ноябре 1913 г.,[202] в письме из Кракова, адресованном в Вологду матери Владимира Ильича, Н. К. Крупская описала это устойчивое настроение по поводу посещения концерта музыки Бетховена: «…На нас почему-то концерт страшную скуку нагнал, хотя одна наша знакомая (речь идет об Инессе Арманд — Т. К.) — великолепная музыкантша, была в восторге… Без чего мы тут прямо голодаем — это без беллетристики. Володя чуть не наизусть выучил Надсона и Некрасова, разрозненный томик Анны Карениной перечитывается в сотый раз… Тут негде достать русской книжки. Иногда с завистью читаем объявления букинистов о 28 томах Успенского, 10 томах Пушкина и пр. и пр.

Володя что-то стал, как нарочно, большим “беллетристом”. И националист отчаянный. На польских художников его калачом не заманишь, а подобрал, напр., у знакомых выброшенный ими каталог Третьяковской галереи и погружался в него неоднократно».[203]

Ленин и художественные произведения оценивал прежде всего с точки зрения их социального и политического воздействия, однако он никогда не популяризировал плохих писателей, что указывает на наличие у него хорошего вкуса. Он не читал книги писателей, безразличных к проблемам улучшения социального положения трудящихся классов. К литературе он также подходил с классовой точки зрения. Ленин обычно распознавал писательский талант, однако его не интересовали художники, талант которых обращался на эстетизацию контрреволюции или которые замыкались в литературе как в башне из слоновой кости. В своих работах Ленин, быть может, ни разу не упомянул имен таких известных писателей и поэтов, как И. А. Бунин, Н. С. Гумилев, А. А. Ахматова, 3. Н. Гиппиус, Б. Л. Пастернак или М. И. Цветаева. Не считая себя философом, о чем Ленин писал, например, в письме Горькому в начале 1908 г., он отнюдь не считал себя и оракулом в литературных или эстетических вопросах. Больше того, он обычно и не касался эстетических проблем. Как правило, Ленин защищал классические литературные и живописные произведения, традиции, прежде всего социальные позиции живописи, откуда бы — слева или справа — на них ни нападали. Авангардистское отрицание казалось ему «недиалектическим», бесчувственным по отношению к исторической преемственности, поэтому он чаще всего критиковал это течение в соответствии со своими «агитационными» воззрениями. Произведения, политические статьи и речи Ленина насыщены ссылками на книги русских писателей и их персонажи. В качестве примера можно отметить, что в своих работах он упомянул — кто знает, сколько раз! — 29 басен Крылова и 24 персонажа Гоголя. Некоторые биографы подчеркивают, что писателем, чаще всего цитируемым Лениным, был Салтыков-Щедрин, но в его трудах появляется множество превратившихся в символы образов из произведений русских писателей от Пушкина до Некрасова и Чехова, а также таких представителей всемирной литературы, как Шекспир, Мольер или Шиллер.