Ленин. Соблазнение России - [11]

Западный фронт с центром в Минске занял благожелательную позицию.

Юго-Западный фронт выделил войска для подавления Петрограда.

Румынский фронт до конца оставался гнездом реакционеров генерала Щербачева.

Кавказский фронт остался вне сферы революционного воздействия и так же, как и Персидский фронт, пережил всю вторую революцию самостоятельно, вне всякой связи с центром».

Воевать никто не хотел, но и поддерживать большевиков фронтовики не спешили.

Совнарком обратился по радио к армейским комитетам, сообщая, что советское правительство ставит перед собой две задачи: снабдить армию всем необходимым («в ближайшие дни вам будут доставлены необходимые запасы») и как можно скорее заключить мир. А заключению мира мешают Керенский и Ставка:

«Те армейские комитеты, которые попытаются поддерживать этих врагов народа в их борьбе против Советской власти, должны быть немедленно распущены, а в случае сопротивления — арестованы. Вся армия должна сплотиться вокруг Советской власти для борьбы за мир и за хлеб».

Армейские части стали посылать в Петроград своих делегатов, чтобы выяснить, что именно произошло в столице. Делегатов, вспоминал Крыленко, принял Ленин, который объяснил им, что именно они «должны сделать на фронте, как должны взять в свои руки власть и управление в армии, отстранив и арестовав тех офицеров, которые будут сопротивляться этому».

Солдатам внушали, что их задача — создавать революционные комитеты во всех частях, самим выбирать себе командиров и немедленно начинать с немцами переговоры о мире.

«Даже наиболее преданные товарищи, — вспоминал Крыленко, — отшатнулись в первый момент от новой власти, когда был опубликован приказ о самостоятельном начатии мирных переговоров с неприятелем каждым полком, каждой дивизией на свой риск.

А между тем это был безусловно правильный шаг, рассчитанный не столько на непосредственные практические результаты от переговоров, сколько на установление полного и беспрекословного господства новой власти на фронте. С момента предоставления этого права полкам и дивизиям и приказа расправляться со всяким, кто посмеет воспрепятствовать переговорам, дело революции в армии было выиграно… И нечего было бояться, что создастся хаос на фронте. Этим парализовывалась война; нечего было опасаться и немцев — они должны были занять выжидательную позицию, и они ее заняли».

Николай Крыленко написал очень откровенно: «Главное — удержать власть». Ради этого готовы были на все, в том числе фактически открыть фронт перед немецкими войсками, с которыми воевали три с лишним года.

Командование русской армии не хотело отдавать приказ о сепаратных мирных переговорах, считая это предательством.

«Пришлось обратиться к солдатам, — вспоминал Крыленко, — и особым радио, адресованным не к командному составу фронтов, а к радиотелеграфистам и писарям, предписать им распространить по всем фронтам приказ о прекращении перестрелки с одновременным приказом расправляться на месте со всяким офицером, который дерзнет нарушить приказ».

В 1917 году все в России развалилось. В том числе вооруженные силы. Пришедшие к власти большевики обещали создать новую народную армию — из рабочих-добровольцев с выборными командирами. 16 декабря 1917 года появились подписанные Лениным декреты «Об уравнении всех военнослужащих в правах» и «О выборном начале и организации власти в армии».

Упразднялись все воинские чины и звания, наружные отличия — то есть погоны и петлицы, а также ордена и медали и предоставляемые их кавалерам привилегии. Но ношение георгиевских крестов и медалей разрешалось. Все военнослужащие получали звание «Солдат революционной армии».

Офицеры лишались какой-либо власти. Она перешла к солдатским комитетам, которые получили право избирать и смещать командиров, переводить их на более низкие должности и даже разжаловать в рядовые.

«До революции, — вспоминал генерал Залесский, — были две расы людей: “барин” и “мужик”. Барин — это не только тот, кто у власти, не только помещик и богатый человек, а всякий прилично одетый человек и притом, конечно, грамотный. В противоположность ему мужик — крестьянин, рабочий, прислуга, все это — темнота, среди которой читавший и писавший человек — редкость».

Попытки офицеров перешагнуть сословные различия и сблизиться с солдатами были обречены. Один из офицеров писал в 1917 году:

«Между нами и ними (офицерами и солдатами) — пропасть, которую нельзя перешагнуть. Как бы они ни относились лично к отдельным офицерам, мы остаемся в их глазах барами. В них говорят невымещенные обиды веков».

«Долгие годы крестьянского бесправия, нищеты, — считал генерал Антон Иванович Деникин, — а главное, той страшной духовной темноты, в которой власть и правящие классы держали крестьянскую массу, ничего не делая для ее просвещения, не могли не вызвать исторического отмщения».

Эта страсть к отмщению подпитывала накал противостояния.

«Мне глубоко антипатична точка зрения многих эмигрантов, — писал философ Николай Бердяев, — согласно которой большевистская революция сделана какими-то злодейскими силами, чуть ли не кучкой преступников… Я давно считал революцию в России неизбежной и справедливой… Несчастье ее было в том, что она была запоздалой. Характер русской революции определился тем, что она была порождением войны…».