Ленин. «Сим победиши» - [225]
Характеризуя обстановку, сложившуюся на пленуме, Крупская пишет: «Наши сами взяли неверный, недопустимый тон. Нельзя создавать атмосферу такой склоки и личных счетов... Совершенно недопустимо также то злоупотребление именем Ильича, которое имело место на пленуме. Воображаю, как он был бы возмущен, если бы знал, как злоупотребляют его именем. Хорошо, что меня не было, когда Петровский сказал, что Троцкий виноват в болезни Ильича, я бы крикнула: это ложь, больше всего В.И. заботил не Троцкий, а национальный вопрос и нравы, водворившиеся в наших верхах».
И злоупотребляли именем Ленина, считала Крупская, прежде всего сами члены Политбюро. «Вы знаете, — пишет она, — что В.И. видел опасность раскола не только в личных свойствах Троцкого, но и в личных свойствах Сталина и других. И потому, что Вы это знаете, ссылки на Ильича были недопустимы, неискренни. Их нельзя было допускать. Они были лицемерны. Лично мне эти ссылки приносили невыносимую муку. Я думала: да стоит ли ему выздоравливать, когда самые близкие товарищи по работе так относятся к нему, так мало считаются с его мнением, так искажают его?»
В конце письма — о самом существенном: «А теперь главное. Момент слишком серьезен, чтобы устраивать раскол и делать для Троцкого психологически невозможной работу. Надо попробовать с ним по-товарищески столковаться». Сейчас всю вину за раскол свалили на него. Но «разве Троцкого не довели до этого?»
Читатель помнит, что, когда летом 1922 года Каменев предложил выбросить «за борт Троцкого», Ленин оценил это как «верх нелепости. Если Вы, — писал Владимир Ильич, — не считаете меня оглупевшим уже до безнадежности, то как Вы можете это думать????»209
И теперь, в письме Зиновьеву, Крупская пишет: «Надо учитывать Троцкого, как партийную силу, и суметь создать такую ситуацию, где бы эта сила была для партии максимально использована». В этом, полагает она, и заключается «существо дела».
И еще один вопрос волновал Надежду Константиновну: «Рабочие — я говорю... о рабочих с завода и фабрики — резко осудили бы не только Троцкого, но и нас. Здоровый классовый инстинкт рабочих заставил бы их резко высказаться против обеих сторон, но еще резче против нашей группы, ответственной за общий тон.
Вот почему все так боялись того, что вся эта склока будет вынесена в массы. От рабочих приходится скрывать весь инцидент. Ну, а вожди, которые должны что-то скрывать от рабочих (я не говорю про чисто конспиративные дела — то особая статья), не смеют всего им сказать, — что же это такое?! Так нельзя»210.
Последним пунктом повестки дня октябрьского Пленума ЦК и ЦКК была информация о состоянии здоровья В.И. Ленина. Надо сказать, что с момента публикации в 1922 году медицинских бюллетеней в них всегда давалась несколько завышено-оптимистическая оценка хода болезни. И Владимир Ильич по этому поводу подшучивал: «Послушай, ври да знай же меру!»211
Однако со временем в этом стал все более проявляться и политический расчет: партия и народ должны быть уверены, что, несмотря на болезнь, вся текущая политика направляется вождем. В октябре этот завышенный оптимизм стал особенно заметен в различных публичных выступлениях.
Сам нарком здравоохранения Н.А. Семашко, выступая 20 октября на одном из собраний, заявил: «Здоровье тов. Ленина систематически, каждый день улучшается... Настроение и самочувствие у него хорошие. Он шутит, интересуется общественными делами...»212
На следующий день, прочитав это выступление в «Правде», лечащие врачи сделали специальное «Заявление для ЦК» и попросили Надежду Константиновну и Марию Ильиничну передать его по назначению. «В течение последних недель, — говорилось в заявлении, — в ежедневной прессе появилось ряд сообщений о состоянии здоровья В.И., причем высказывались предположения и о дальнейшем течении болезни.
Так как во многих из этих сообщений имеются ссылки на врачей, то врачи, пользующие В.И., считают необходимым довести до сведения Центрального Комитета, что означенные сообщения в значительной своей части не соответствуют их взглядам на состояние здоровья В.И. и возможность столь быстрого его выздоровления, почему и не могут взять на себя ответственность за справедливость означенных сообщений». 21 октября это заявление подписали доктора Ф.А. Гетье, С.М. Доброгаев и В.П. Осипов213.
Примерно к этому времени (конец октября — начало ноября) Н. Валентинов, а вслед за ним и «лениноедская» публицистика, относит некое частное совещание некоторых членов партийного руководства. На нем, якобы в связи с «резким ухудшением» состояния здоровья Владимира Ильича после поездки в Москву, обсуждался вопрос о том, каким образом в случае смерти Ленина организовать его похороны.
При этом Валентинов, как всегда, оговаривает, что все происходившие на совещании разговоры он воспроизводит по памяти спустя много лет, опираясь якобы на рассказы Бухарина — неизвестно кому и когда.
Вопрос о похоронах якобы поднял Калинин: «Это страшное событие, — сказал он, — не должно нас застигнуть врасплох. Если будем хоронить Владимира Ильича, похороны должны быть такими величественными, каких мир еще никогда не видывал».
