Ленин: Пантократор солнечных пылинок - [345]

И раз Ленин, умирая, вовсе не проклинал Сталина – и между ними не было ни личного, ни политического конфликта, завершившегося запиской о разрыве отношений, – значит, нарисованный XX съездом образ Сталина как извратителя ленинской идеи является мифом и фальшивкой; Сталин оказывается не трикстером, а законным наследником; и пожалуй, мы не можем сказать, что Ленина захлестнули волны сталинской «серой слизи», что она «убила» его, даже в том смысле, что «светская чернь» – Пушкина. Это не то чтобы меняет картину мира, наши представления о позднейшей деятельности Сталина остаются в силе, – однако это дает известной картине мира совсем другую рамку.

Исчезновение остро-конфликтного контекста не означает, что смерть ВИ произошла в прозаических, «неинтересных», нейтральных обстоятельствах. Напротив, с осени 1922-го вокруг него складывается некоторым образом «детективная» ситуация; оказывается, между ним и внешним миром существовал «черный кабинет», в котором шла работа с документами, ранее ускользавшая от внимания наблюдателей; с его и похожими на его – там фабриковались подложные документы, чтобы представить Ленина врагом Сталина; и эта деятельность совершалась незаконно, была преступлением.

К сожалению, в кратком пересказе может сложиться впечатление, что книга В. А. Сахарова – образчик дешевой сенсационной конспирологии. Нет ничего более далекого от истины – это очень серьезное научное исследование, получившее массу обстоятельных рецензий – не «лайков» в Сети, а аргументированных отзывов в академической среде; и если крупная работа прозорливого историка входит в оборот медленнее, чем следовало бы, то только в силу того, что ее выводы действительно революционны.

Возможно, сугубо академический характер исследования отчасти играет против автора, потому что в своих предположениях он основывается только на документах, а когда их нет – просто умолкает. Заявив о высочайшей вероятности фальсификации и доказав, что все общепринятые представления об «агонии» Ленина зиждутся на неверных представлениях, В. А. Сахаров отказывается назвать, кто именно мог быть автором текстов, замечая лишь, что если руководствоваться принципом «кому выгодно», то искать его следует «в очерченном круге политических деятелей: членов и кандидатов в члены Политбюро и политически сочувствующих им лиц из ближайшего окружения Ленина (члены семьи, секретари)», в окружении Троцкого: Радек?

Сам Троцкий? Проблема в том, что, судя по поведению Троцкого, в момент появления этих текстов – крупных козырей в игре за место Преемника – от изумления, что в пандан ему, параллельно работает некая союзная ему сила, он даже не смог сполна ими воспользоваться; они для него такая же неожиданность, как и для Сталина; он как будто не вполне доверяет Ленину, который столько раз отстранялся от него. Пожалуй, будь Троцкий – или кто-то из его окружения – автором, он мог бы разыграть эти козыри лучше.

Мало того: чтобы распространять весной 1923-го фальсифицированные документы, Троцкому надо было быть стопроцентно уверенным, что Ленин точно не выздоровеет; потому что если бы Ленин вдруг обнаружил, что от его имени рассылаются документы, которые он не создавал, то политическая карьера Троцкого на территории России была бы закончена. То же можно сказать и о любом другом авторе.

О любом – кроме, может быть, единственного человека, который мог пойти на такой феноменальный риск, обладая известным иммунитетом от ленинского гнева.

Обводя взглядом скамейку, на которой рассажены те, кто теоретически имел возможность, интерес и смелость сфабриковать – и пустить в оборот – эти тексты, понимаешь, что в этой компании есть словно слепое пятно, фигура, на которую заведомо не обращаешь внимания – просто потому, что там железное алиби, этого заведомо не может быть.

В этом размытом пятне угадывается женский силуэт – но это не Фотиева, не Володичева, не Гляссер, не Флаксерман, не Н. Аллилуева, которые работали секретарями Ленина и многое знали о нем, но не были ни публицистками, ни вообще сколько-нибудь крупными политическими фигурами.

Это…

Больше просто некому.

Это невероятно, но, похоже, это все же так.

Надежда Константиновна Ульянова.

«Соратница», безупречная супруга, превратившаяся, когда муж заболел, в заботливую сиделку и всю себя посвятившая его лечению. Да, но еще и – хранительница ленинских рукописей – и, в сущности, то бутылочное горло, через которое с декабря 1922-го проходили все документы, генерировавшиеся Лениным.

Именно она приносила ленинские «диктовки» в ЦК и удостоверяла их авторство.

Именно она могла присвоить «ленинским» текстам тот или иной статус – например, «Политического завещания» (а не «личных заметок о текущем моменте»), что она и сделала; именно она!

Именно она меняла по ходу свои показания относительно этих текстов: так, сначала характеристики членам политбюро были переданы ей в ЦК просто как ленинские записки – а через год она «вдруг заявляет, что эти записки являются ни более ни менее, как “Письмом к съезду”» – как раз к тому, который должен собраться после смерти Ленина! На этот раз Крупская определила, что «“воля Ленина” состояла в ознакомлении с “письмом” делегатов съезда» (Сахаров).