Ленин и пустота - [6]
Продразверстка — великолепно, накормим рабочих, кулаков с середняками — к стенке… А как только он начал какие-то загибы устраивать, каких-то частничков, какую-то инициативу на волю выпускать, могучая армия сказала: стоп, нас нанимали не для этого. Получите, пожалуйста, в соответствии с заказом.
Криворотов: По полной программе.
Чернышев: И возникает безысходная фигура злодея-мученика, взывающая о теодицее. Зачем бог это сотворил? — его ведь поставили в такие условия, когда он не мог не быть злодеем. Он ожесточенно отбивался, особенно в последние годы, он сделал все, что мог — а, собственно, он ничего не мог, он мог только попытаться искупить зло ценой своей жизни, мучений.
Криворотов: Он мог нанести удар по партии.
Чернышев: Она выдержала бы.
Криворотов: Я думаю, что он, во-первых, по партии удар вряд ли нанес бы, скорее по себе, что, собственно, и было. Во-вторых, даже если бы он нанес удар по партии, я думаю, в этой ситуации это все бы как-то сдемпфировали, сказали бы, что он переутомился просто, упрятали бы его в больницу, сказали бы, что он был хороший, хороший, — а потом враги подсыпали приворотного зелья…
Чернышев: Получается почти библейская история. Человек осужден быть грешником,
— но он настолько был талантлив, настолько силен, могуч, он был как полубог, а после смерти оказалось, что почти бог… Он аки Прометеус вступил в борение с силами рока и всячески пытался исправиться, все-таки как-то преобразовать свою роль в пьесе в положительную. Но это была безнадежная игра гениального артиста, который играет злодея и очень хочет, чтобы его полюбила публика или хотя бы часть публики, и он показывает, что злодей мечется, страдает, что он не хотел, что он силой обстоятельств не может выйти из роли… В рамках роли он делал почти все, что мог. Он умер, трагически страдая, или — это еще более серьезно: он искупил свой грех, который казалось бы, и не собирался брать на душу, ценой мучительной смерти и трагического одиночества.
Но тогда возникает вопрос: зачем история породила эту фигуру? Живой пример для постановки проблемы оправдания Бога. Что же такое творят силы небесные, за что мучают человека хорошего?
10. Основатель династии Ульяновых
Криворотов: На этот-то вопрос ответ в принципе может быть дан, и он состоит в том, что, начиная с некоторого момента, часть российской образованной элиты начала уходить в революцию. Почему? В каком-то смысле это происходило потому, что фактически достаточно традиционные установки русской культуры, связанные хотя бы с Третьим Римом, царством божьим, мессианством, устроением справедливости и т. д., через бюрократический государственный аппарат перестали внедряться. А ведь русский бюрократический аппарат был в достаточной степени и довольно долго революционен, революция-то шла все время сверху. Последним актом такого рода явилось освобождение крестьян, но и до этого, в общем, предпринимались разного рода шаги достаточно серьезные. Но вот начиная с некоторого момента получилось так, что основная доминанта русской культуры разошлась с самодержавием, с государственным аппаратом, и часть этой интеллигенции ушла в революцию, стала контрэлитой, как бы на стороне народа, который воплощал в своей борьбе традиционные ценности. Собственно, эта контрэлита была в каком-то смысле обречена, по крайней мере та часть, которая в себе воплотила стремление этих масс. Какие были эти массы? Естественно, далеко не все население. Речь идет о традиционалистских маргинальных массах, которые в эпоху перелома притекают из деревни, и эта интеллигенция возглавила движение маргинальных масс, фактически сама оказавшись на периферии. В этом смысле тип Ленина — это тип классического русского реформатора, он ничем не отличается от Петра.
Есть два довольно отчетливо различающихся типа революций, которые по-разному протекают: революция в западном обществе и в восточном обществе. Классический пример революции западного типа — то есть когда идет борьба сословий за выход на политическую поверхность, борьба третьего сословия, в частности — это Французская революция. Мы это более или менее знаем, хотя далеко не до конца осознаем. В революции этого типа есть своя, довольно четкая, механика: некие силы бродят и поднимаются, как тесто, под их напором крышка квашни сдвигается, и они прорываются на поверхность. А есть революция другого типа, восточного.
Можно указать, например, на Китай, где она укладывается в теорию династических циклов. Это циклическая революция. Рано или поздно, согласно мифологеме, император теряет мандат неба, становится просто плохим: не заботится о своих подданных, жить становится все тяжелее — естественно, подданные начинают бастовать, возникают большие беспорядки в Поднебесной, и эти поднебесные беспорядки выносят на поверхность новую фигуру, которая получает мандат неба.
Это классическая парадигма рециркуляции элит. В Китае все точно по этой схеме и происходило.
Система просто впитывает свежую кровь, при этом оказывается, что консервативные нормы в наибольшей степени распространены на периферии, собранные в образ справедливого императора. Когда они девальвируются в высших слоях, то прорастают через низшие слои, и эта ситуация, как показывает опыт, достаточно устойчивая. Нельзя сказать, что здесь нет совсем никакого развития, но, в общем, цикличность схемы налицо. Таким образом, это бунт, смена плохих начальников на хороших. Русская революция имела черты и той, и другой. Были социальные слои типа третьего сословия — к числу их можно во многом отнести крестьянство, в значительной степени уже вовлеченное в рыночную структуру, — все эти слои, пятнистые от огромного количества родимых пятен, прорывались на поверхность. И были другие силы, связанные с этой революцией: классические социал-демократы разного типа и много, много всего разного. Но с другой стороны, имелась и структура классической восточной революции. Были массы обездоленных — пороховой погреб, социальные идеалы которого исчерпывались тем, что он просто стремился протолкаться в приличное общество. Плохой царь должен был заменяться на хорошего царя, а идеал при этом, по сути, не затрагивался. Он лишь рядился в различные одежды: большевизма, коммунизма… Но это все какие-то слова, которые либо ложатся в систему представлений маргинала, довольно примитивных, либо не ложатся. Были две такие структуры, они столкнулись: большевики и Ленин во главе большевиков — это были люди, которые фактически встали на острие восточной революции. Историческая роль Ленина, по крайней мере до НЭПа, была именно такой. Он фактически служил мостиком преемственности классического русского самодержавия. Царская династия Романовых потеряла мандат неба и дискредитировала себя в глазах многих, следовательно — должна была измениться на совершенно другую, хорошую династию.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мировой финансовый кризис набирает обороты, и его последствия уже налицо. Если Россия хочет не просто пережить крупное экономическое потрясение, но и выйти на новые рубежи, ей пора действовать. В посткризисном мире у России появляется реальный шанс стать мировым финансовым центром – цель, заявленная президентом Медведевым. Но что для этого нужно делать? Авторы книги предлагают свой уникальный опыт соединения некапитализированных ресурсов и инвестиций в работающей модели нового предпринимательства. Россия располагает всеми необходимыми информационными, научными, культурными предпосылками для нового проектирования будущего.
Книга о собственности в России. Книга для тех, кто всерьез хочет понять, как собственность возникает или не возникает и почему не получается или получается осуществить справедливую капитализацию национального богатства. О том, чем отличается государство-фискал от государства-собственника, что такое собственность на власть, и как окончательно освободиться от крепостного права. Книга для тех, кто мыслит по-русски и думает о России. Автор постоянно задирает читателя, провоцируя его несогласие, но в любом случае заставляет такое несогласие обосновать и доказать.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга отправляет читателя прямиком на поле битвы самых ярких интеллектуальных идей, гипотез и научных открытий, будоражащих умы всех, кто сегодня задается вопросами о существовании Бога. Самый известный в мире атеист после полувековой активной деятельности по популяризации атеизма публично признал, что пришел к вере в Бога, и его взгляды поменялись именно благодаря современной науке. В своей знаменитой книге, впервые издающейся на русском языке, Энтони Флю рассказал о долгой жизни в науке и тщательно разобрал каждый этап изменения своего мировоззрения.
Немецкий исследователь Вольфрам Айленбергер (род. 1972), основатель и главный редактор журнала Philosophie Magazin, бросает взгляд на одну из величайших эпох немецко-австрийской мысли — двадцатые годы прошлого века, подробно, словно под микроскопом, рассматривая не только философское творчество, но и жизнь четырех «магов»: Эрнста Кассирера, Мартина Хайдеггера, Вальтера Беньямина и Людвига Витгенштейна, чьи судьбы причудливо переплелись с перипетиями бурного послевоенного десятилетия. Впечатляющая интеллектуально-историческая панорама, вышедшая из-под пера автора, не похожа ни на хрестоматию по истории философии, ни на академическое исследование, ни на беллетризованную биографию, но соединяет в себе лучшие черты всех этих жанров, приглашая читателя совершить экскурс в лабораторию мысли, ставшую местом рождения целого ряда направлений в современной философии.
Парадоксальному, яркому, провокационному русскому и советскому философу Константину Сотонину не повезло быть узнанным и оцененным в XX веке, его книги выходили ничтожными тиражами, его арестовывали и судили, и даже точная дата его смерти неизвестна. И тем интереснее и важнее современному читателю открыть для себя необыкновенно свежо и весело написанные работы Сотонина. Работая в 1920-е гг. в Казани над идеями «философской клиники» и Научной организации труда, знаток античности Константин Сотонин сконструировал непривычный образ «отца всех философов» Сократа, образ смеющегося философа и тонкого психолога, чья актуальность сможет раскрыться только в XXI веке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В сегодняшнем мире, склонном к саморазрушению на многих уровнях, книга «Философия энтропии» является очень актуальной. Феномен энтропии в ней рассматривается в самых разнообразных значениях, широко интерпретируется в философском, научном, социальном, поэтическом и во многих других смыслах. Автор предлагает обратиться к онтологическим, организационно-техническим, эпистемологическим и прочим негэнтропийным созидательным потенциалам, указывая на их трансцендентный источник. Книга будет полезной как для ученых, так и для студентов.
I. Современный мир можно видеть как мир специалистов. Всё важное в мире делается специалистами; а все неспециалисты заняты на подсобных работах — у этих же самых специалистов. Можно видеть и иначе — как мир владельцев этого мира; это более традиционная точка зрения. Но для понимания мира в аспектах его прогресса владельцев можно оставить за скобками. Как будет показано далее, самые глобальные, самые глубинные потоки мировых тенденций владельцы не направляют. Владельцы их только оседлывают и на них едут. II. Это социально-философское эссе о главном вызове, стоящем перед западной цивилизацией — о потере ее людьми изначальных человеческих качеств и изначальной человеческой целостности, то есть всего того, что позволило эту цивилизацию построить.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.