Лёлита, или Роман про Ё - [14]
— Под дерево нельзя, — пытаясь перекричать шум низвергающихся кубометров и сопровождающей его канонады, проорал Тим.
— Под низенькое можно, — заорал и я. — Лупит обычно по большим. Эта не самая…
— Будем проверять? — гаркнул он уже с остервенением, и я понял, что время брать ситуацию в свои руки.
— Так, мои хорошие, — я не узнал своего голоса.
Это был голос фокусника и провокатора. Так Винни-Пух парит пчёлам, что он тучка. Так тёща врёт соседкам, что любит зятя больше, чем непутёвого родного. И внутренне сгорая со стыда, я сграбастал дитячьи головы под мышки и запричитал:
— Ничего не было! Понимаете? Мы сейчас увидели ровно то, что хотели увидеть. Правильно?
— Я не хотела! — взревела Лёлька.
— Понимаю, милая. И я не хотел. Но, Тим, Тимка, ты же слышал: заблудившимся в пустыне с какого-то момента начинают на каждом углу мерещиться оазисы, да?
— В пустыне нет углов, — гаркнул он в ответ.
— Тихо, ребятушки! Стоп! — вопил я. — Это был мираж!.. Жуткий, гадский, но всего лишь мираж. Как Летучий Голландец: паруса в клочья, скелеты на палубе — кто ведь только не клялся, что видал, а на самом деле его нет. Ну, нету в природе никакого голландца! А мы… нам просто померещилось то, чего боялись в эту минуту больше всего. Правильно?
Так, дурень, сам сначала успокойся! Прально, не прально — сказал, значит прально!
Они дрожали и молчали.
— Я вас спрашиваю: да или нет? Лёль?
— Да, — откликнулась она, жмясь ко мне всем тельцем.
Ну так-то лучше.
— Тим?..
— Да врёшь ты всё, — вдруг перешёл он на ты.
И дождь перестал. Вмиг. И Тимка высвободился из моего неловкого захвата и, утерев мокрой рукою воду с лица, совершенно спокойно уже закончил:
— Никакой это не мираж. Это конец света…
И отвернувшись от нас, сел в воду.
— Дядь Андрюш! Мы умрём? — спросила вдруг Лёлька, подняв на меня коричневые и блестящие, как две огромные спелые вишни, глаза.
— Не знаю, — просипел я, не отводя своих и не заметив, что девчонка впервые назвала меня по имени.
Её горькое дядьандрюш было эквивалентом испуганного детского мам… Или — пап…
И вот только тогда я отчётливо понял, что выбраться из этого долбаного леса нам не дано…
5. Симбирский цирюльник
Первым делом я заставил их напиться. Прямо с земли. Пока вода не ушла. Я не знал, когда ждать нового дождя. И не знал, попадётся ли нам на пути хоть какой-нибудь ручей. Мне стало вдруг совершенно наплевать на дизентерию и что там ещё может приключиться от питья из-под ног — вплоть до превращения в козлят.
Вопрос встал ребром: или — или. Мне позарез нужно было, чтобы моей зашуганной команде хватило сил на сегодняшний марш-бросок. И я велел им забыть про завтра. И они услышали меня, поняли и, зачерпывая горстями, пили. Впрок. И остатки промокшего батона съели. Как звери.
Или звери как раз никогда и не набивают брюхо про запас? забыл… запутался…
Мы вели себя как Шварценеггер, экипирующийся перед решительной схваткой с антагонистом — хлёстко и бесстрастно рассовывая обоймы и магазины по бесчисленным карманам и кармашкам, увешивая себя кинжалами и гранатами, клацая затворами бессчётных пистолетов, автоматов и дробовиков. Жаль, рассовывать нам было нечего… Зато хвала небесам! — моя главная ценность, нож, лежал там, где я и оставил его, засыпая. С ним я чувствовал себя гораздо уверенней. С ножом я был Терминатор!..
Нет, резать бегущих детей я бы, конечно, не стал. И от летучего крейсера он спас бы навряд. Но главные сюрпризы — теперь никто не сомневался — впереди.
Небо было по-прежнему серым, но я вычислил, где солнце, и получилось, что двигаться нам предстояло ровнёхонько туда, откуда примчались бегущие.
Ну и нехай, туда так туда. По коням, ребятишки!..
И даже несмотря на ва-банк — бросить поклажу я не отважился. Мы собрали истоптанные одеяла, выжали, насколько удалось, я закинул их на плечи, Тимур подхватил рюкзачок, и мы пошли. Краем просеки…
Этот день не принёс избавления. Но не принёс и новых угроз. Говорят, к хорошему быстро привыкаешь — глупости: быстро привыкаешь ко всякому! Выбирать легко, когда есть выбор. У нас его не было. Если не считать права лечь, сложить ручки и смиренно дожидаться, чем же всё это кончится. Желающих лечь не наблюдалось, и мы шли, пока я снова не объявил остановки и снова уже на ночлег. Бивак разбили на пригорке с толстенной же сосной: на случай очередного потопа, налёта, набега…
Солнце так и не выглянуло. Одеяла, разумеется, не просохли, и мы разложили их до утра на траве. А вот костёр я нынче санкционировал. Набрали шишек посуше, и вскоре они, к общему восторгу, занялись.
Сегодня без костра было нельзя: обувь промокла. И спички, между прочим, тоже (хорошая всё же штука зажигалка). К тому же огонь прибавил успевшего покинуть нас чувства дома. Наконец, мы пекли на нём грибы — есть-то хотелось уже и Лёльке, а они действительно подоспели. И ребятки мои тут же, в нескольких шагах, насобирали кучку опят, что ли, и валуёв, я никогда в грибах не разбирался, но девонька поклялась, что не отравимся. И мы нанизывали их на прутики, подолгу калили над огнём и неспешно жевали — хрустящие и невкусные…
Потом я назначил проштрафившегося Тимку дежурить первым, пригрозив убить, если ещё раз уснёт на посту, а мы с Лёлькой улеглись. Засыпая, она заплакала.
Сергей Сеничев рассказывает о судьбе Александра Александровича Блока и его Прекрасной Дамы - Любови Дмитреевны Менделеевой. Автор, развенчивая домыслы и мифы, повествует о Поэте и той, без которой он не стал бы лучшим русским символистом; о женщине, быть может, так и не осознавшей, что стала невольным соавтором трех книг великой лирики.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.