Лелек и Болек в Испании - [8]

— Вот и понесло в поисках лучшей доли — сначала в Израиль, потом по Европе. Вот в Испании осел. Вид на жительство, небольшая квартирка. Жену привез, а она… гадина не ценит…

Николай тяжело задышал, стиснув в пальцах вилку, на глаза накатили слезы.

— Ну ты не убивайся, — то ли серьезно, то ли шутя, успокаивал хохол прибалта, наливая вискарь по стаканам.

На мгновение ветер утих, словно вконец утомившись. Каждый думал о своем. Я начал играть с креветками, изображая из них собак, при этом дико лая на весь дом. Николай улыбнулся, Лесик потянулся за второй бутылкой виски.

Когда окончательно потемнело, в дверь позвонили. В легком недоумении пошел открывать. На пороге в обнимку стояли два щуплых мужика в почтенном возрасте, в яркой одежде, как будто им было по 15 лет. Хелло, понимаю, что соседи, но в лицо не помню. Понимаю, что они бухие, как бомжи, шатаются и смеются, как ненормальные. Сам веселый и добрый — приглашаю названых гостей за стол, те воробушками залетели в дом.

На полу, чуть в стороне, продолжал валяться открытый чемодан с моими вещами, в нем блестели пять банок красной икры, взятой для угощения. Я сразу вручил им по банке икры — гости запищали, как будто я им подарил по «Мерседесу».

О чем говорили и на каком языке, не помню. Отфиксировал, что незнакомые соседи показывали на майки, с которых улыбался ВВП и постоянно говорили «гуд», глотая журавликом халявное виски. Не помню, какой они были национальности и вообще не понял, были ли они моими соседями. Я просто сидел с деревянной улыбкой и прикидывал, не гомосеки ли они. Сафрон кидался китайскими фразами и откровенно глумился над сильно пьяными иностранцами.

— Ну что, вы любите друг друга или дружите? — спрашивал Лесик, на что гости кивали головой и смеялись.

Николай, почирикав с ними на английском, проводил шатающихся, как шаланды в шторм, соседей до двери. Счастливые иностранцы, вытянув руки вперед, несли перед собой по банке икры, как выигранные на тяжелых соревнованиях кубки.

Выглянув за дверь, посмотрел по сторонам — четвертые сутки подряд небо затягивало тяжелыми низкими тучами, превратившими день в бесконечные мутные сумерки, а ночь — в непроглядную пропасть…

V

Просыпаюсь и чуть не захожусь в крике. Сквозь мутную пелену и плохо фиксированный взгляд вижу сидящего на моей кровати медведя или снежного человека. Хотел пнуть это тело, но, присмотревшись, узнаю Сафрона, опухшего, небритого, с повышенной волосатостью тела. В руке бутылка пива, он внимательно меня рассматривает, как будто первый раз видит.

— Ты чего пугаешь, сволочь? Подкрался по-чекистски, я чуть не обделался, — шепчу я. Слова режут сухое горло, взгляд не фиксируется.

Лесик продолжает на меня пялиться, как таракан на дихлофос. Мне даже стало неуютно, и я потянулся к стоявшей возле кровати бутылке виски, которую по какой-то непонятной причине мы вчера не допили. Отхлебнув жирный глоток прямо из горла, я откинулся на подушку и задышал как паровоз. Лесик, в свою очередь, профессионально вливает в себя полбанки пива и заявляет:

— Ты в курсе, что ты с приезда куртку не снимаешь, она уже вросла в тебя или прилипла. Намертво. Прокашлявшись, отвечаю:

— А может, она мне нравится так сильно, что спать без нее не могу. Типа как плюшевый медвежонок у девочек.

Сафрон, поставив пустую банку на пол, посмотрел на меня и продолжил:

— Мы в Испании скоро неделю, а из хаты никуда не выходили, бухаем, как в детстве, в подвале. Поехали куда-нибудь, дождя сегодня нет, даже солнце высовывается! — я потянулся к виски, но Сафрон забрал бутылку и зашипел:

— Серьезно, поехали хоть погуляем возле моря, горячего похаваем, к девчонкам подкатим. Давай вылазь из норы, барсук!

Утренний хмель шумел в голове и не располагал к активным действиям. Я балагурил, заявлял, что мне лень чистить зубы, и пытался вырвать остатки BlackLabel. Лесик был настроен серьезно — резко и неожиданно схватил меня за куртку и поволок, как гусеницу, в ванную.

Сняв куртку, Сафрон пинками затолкал меня в душ. Я стоял, как корова, на четырех конечностях и пел «Калинку», совершенно не предпринимая никаких действий, связанных с утренней гигиеной. Сафрон, матерясь, включил душ и начал мыть мне голову, вылив на меня полфлакона шампуня. Пена заполонила всю душевую и накрыла меня облаком, горячая вода обжигала голову. Запищал, как пойманный в капкан заяц. Начав захлебываться от пузырей, перестаю шутить, встаю с колен.

Заходит в никогда не запирающуюся дверь Николай, слыша крики и визги, застывает в недоумении. Подкрадывается на задних лапках к источнику шума.

— Банно-прачечный день? — спрашивает прибалт, осторожно заглядывая в ванную.

Сафрон в это время поливает меня из душа, как из брандспойта, словно ловкий пожарник. Заходясь смехом, отвечает:

— Готовим тело для выхода в свет, иди и тебя ополосну.

— Не-не, я чистенький, — отвечает Николай и, испугавшись неожиданного душа, ретируется.

Вытерев, как ребенку, буйную головушку, Сафрон вылил на меня такое количество одеколона, словно хотел задушить его парами. Сели за стол. Лесик приготовил всем кофе и пригласил на сваренные макароны с тертым сыром. Я клянчил виски или просил хотя бы налить пива в кофе, но он был категоричен: