Лексикон - [116]

– Я просил у тебя побольше времени… Господи, она убила Фроста?

– По сути, да, – сказал Йитс. – И еще кое-кого.

– Как ей это удалось? – Йитс все промокал платком свою шею. Было нечто странное в его поведении, некая удовлетворенность, источника которой Элиот не понимал. Подошли рабочие: они хотели забрать ковер, на котором он стоял. – Прочь, – сказал Элиот. – Все прочь.

Рабочие вопросительно посмотрела на Йитса, тот никак не отреагировал. Рабочие ушли и оставили после себя слабый запах сигарет и клея для ковролина.

– Оно у нее было?

– Да.

– Значит, она забрала слово.

– Все, как ты предсказывал, – сказал Йитс. – Зря я тебя не послушал.

– Где она?

Йитс ничего не сказал.

– Ты убил ее?

– Какие у тебя интересные приоритеты, – сказал Йитс. – Я сообщаю тебе, что элементарное слово вернулось, а ты первым делом спрашиваешь о ней.

– У меня множество вопросов. И не все они упорядочены.

– Ах, Элиот… Пока я рос, ты мельчал. Я предложил тебе помощь после Брокен-Хилл. Я дал тебе шанс уйти прочь и найти себя такого, каким ты должен быть. Но нет. Ты предпочел остаться. Ты хотел преследовать ее. Ты так и сказал: ты хочешь. Чтобы отыграться за свою неудачу, когда ты не смог остановить ее? Попросить у нее прощения за то, что не смог защитить ее? Честное слово, я не знаю. Наверное, ты тоже не знаешь. Но есть одно, что не вызывает сомнений: она сломала тебя. Ты позволил себе проявить заботу о шестнадцатилетней девчонке. То, что она сломает тебя, было ясно с самого начала, но твоя слабость со временем превратилась в психологический распад личности. Взгляни на себя. Ты – тень того, каким ты был раньше.

– Между прочим, – сказал Элиот, – это очень освежает, когда тебе честно высказывают свое мнение.

– Я открыто встретил слово и одержал победу. Именно это я и сделал, пока ты копался в себе. В тот день, когда я понял, что элементарное слово может развратить меня, я стал готовиться к встрече с ним. Вот поэтому-то я и оставил слово в Брокен-Хилл – чтобы она его оттуда забрала.

– Что ты сделал?

– В мои намерения не входило инициировать еще одно событие вроде вавилонского. Я слишком много работал ради этого. И только доказав, что я достоин слова, я смог убедиться, что у меня хватит сил противостоять искушению. Я давно хочу обладать им. В том, что касается империй, меня, Элиот, расстраивает их неустойчивость. По размышлении, создается впечатление, что реальная власть – это возможность не просто править миром, а предопределять его будущее. – Йитс пожал плечами. – Вероятно, я это и сделаю.

– Я перестаю тебя понимать, черт побери. Вульф могла убить всех нас.

Йитс пожал плечами.

– Но не убила.

– Но могла.

– Она сделала из него ожерелье. Чтобы всегда держать при себе, я думаю. – Йитс сунул руку в карман пиджака. Элиот отвел взгляд. – Я его завернул, Элиот.

Тот посмотрел на то, что было завернуто в белую ткань.

– Меня восхищает твое предположение, что мне нужно элементарное слово, чтобы скомпрометировать тебя, – сказал Йитс. – Элиот, при твоем нынешнем состоянии мне едва ли вообще понадобились бы слова.

– Где Вульф?

– Внизу. В камере. Спит.

– Что ты собираешься с ней делать?

– Ты сам знаешь. Пора освободиться от Вульф. Позволь мне помочь тебе.

Элиот ничего не сказал.

– Она убийца. Она убила три тысячи человек. Между прочим, она каким-то образом сама подверглась воздействию слова. В Брокен-Хилл поймала его отражение. Случайно, я думаю. Но сейчас она находится в состоянии выполнения инструкции, цитирую: «убить всех». Мы можем только догадываться, насколько глубоко в ней засела эта инструкция. Она пыталась сопротивляться ей, направляя свои мысли на меня. Но она все равно стала частью ее. И никогда не исчезнет. Вульф безнадежна, Элиот. И всегда была такой. Пожалуйста, сделай это быстро, потому что у меня для тебя есть новая работа в Сирии.

– Я не буду помогать тебе править миром.

– Нет, будешь.

– Ты ошибаешься, если считаешь, что хорошо меня знаешь.

– Элиот, – сказал Йитс, – если бы это было так, тебе не понадобилось бы говорить об этом.

* * *

Она проснулась и сразу поднесла руку к ожерелью. Но на месте его не было. Ее мир был желтоватым. Полтора метра на два с половиной. В нем имелись банкетка с мягким сиденьем, которая, как она догадалась, исполняла роль кровати, и ковер, который она узнала. Массивная серая дверь с маленьким окошком, затянутым чем-то с той стороны. На ней было только белье. Голова была тяжелой, как будто по ней нанесли сокрушающий удар. Нет, не по черепу, а по чему-то внутри него. Она села, поднесла руку ко лбу и на мгновение прикрыла глаза, потому что все было очень-очень плохо.

Время шло. Она встала. Ее мучила жажда. Она обнаружила пластмассовое ведро под банкеткой и догадалась, что оно предназначается для туалета. Еще какое-то время она потратила на то, чтобы отломать от ведра длинную заостренную полоску и сунуть ее за спину, за резинку трусов. Она не знала, правильно ли поставила ведро, но рассчитывала, что в комнате видеонаблюдение не ведется. Зачем, когда человек сидит в крохотной каморке и у него нет ничего, кроме ведра? Но если она выберется отсюда именно потому, что в комнате не ведется видеонаблюдение, вот это будет здорово.