Лекции по общему государственному праву - [36]

Далее, если даже предположить, что класс собственников есть однородное целое, что все различные группы его сливаются воедино, то мы встречаемся при разборе теории экономического материализма с тем же возражением, которое было нами указано выше по отношению к учению Гумпловича. Мы задавали себе вопрос, каким образом власть могла возникнуть из завоевания, если она необходимо должна была существовать и раньше завоевания, потому что завоеватели должны были быть организованы: они не могли покорить туземцев, не будучи сами подчинены власти. Но то же самое недоумение возникает и относительно класса собственников. Ведь этот класс не есть же, в самом деле, единое живое существо; чтобы действовать и господствовать как единое целое, капиталисты должны сами быть организованы, иначе говоря, сами должны подчиняться власти. На чем же основано подчинение капиталистической власти? Если власть есть экономическое господство, то почему ей подчиняются сами капиталисты?

Очевидно — власть есть не только организация господства капиталистов над низшими классами, но вместе с тем и организация внутреннего господства в среде самих капиталистов. Можно допустить, что подчинение класса собственников власти слабее, чем подчинение ей низших классов; но все же это подчинение существует и подвергает господствующий класс ряду стеснений и неудобств. Возьмем, напр., Россию в XVIII в. Нет сомнения, что тогда экономическое преобладание принадлежало землевладельцам-дворянам, но, тем не менее, этот класс подчинялся власти абсолютной монархии, которая иногда проявляла свое господство над ним в весьма суровых формах.

Если бы государственная власть была действительно лишь политическим отражением экономической силы собственников, то она могла бы иметь лишь одну форму — олигархической республики, наподобие средневековой Венеции. На деле, однако, мы видим другое. Экономическое господство собственников уживается с разнообразными политическими формами: оно может сочетаться и с абсолютизмом, и с демократией. В странах, где экономическое господство капитала выражено чрезвычайно резко, во Франции и в Соединенных Штатах, государство организовано в форме демократической республики; последним источником власти является всеобщее голосование. Капитал, конечно, стремится фактически завладеть этой властью, пользоваться ею, основывать на ней свое господство над другими классами, сделать ее орудием своих интересов. До известной степени это ему удается, но лишь до известной степени. Демократические начала, положенные в основу государственного устройства, делают власть, по крайней мере отчасти, независимой от капиталистов и создают возможность мероприятий, направленных на пользу неимущих классов. Самая наличность всеобщего голосования уже затрудняет для класса капиталистов преследование их классовых интересов; в лучшем для них случае она заставляет их для осуществления их интересов прибегать к окольным и обходным путям, прикрывать свои стремления заботой об общенародном благе и делать известные уступки этому последнему. Почему же капиталисты подчиняются той форме политической власти, которая, несомненно, представляет для них значительные невыгоды и неудобства? Почему во Франции и в Соединенных Штатах экономически господствующая буржуазия терпит всеобщее голосование, способное, по меньшей мере, причинить ей большие хлопоты? Если современное государство есть не что иное, как организованное господство собственников, то почему же оно не может выразиться вполне откровенно в соответствующей ему форме государственного устройства (напр., в виде цензового представительства), а вынуждено облекаться в демократические формы? Скажут, что на известном уровне политического развития самим капиталистам выгоднее господствовать при помощи демократических учреждений, ибо они признаются остальным населением, и лучше, нежели другие учреждения обеспечивают его повиновение государственной власти. Но если это так, если буржуазия при осуществлении своего экономического господства в области политических отношений не свободна в выборе средств для этого, а должна принимать в качестве таких средств те политические формы, которые признаются большинством народа, то отсюда вытекает, что государственная власть хотя и может служить орудием в руках экономически господствующего класса, но не является произведением или отражением экономической силы этого класса, а имеет свое самостоятельное происхождение и основание. Когда человек, искусно пользуясь стихийной силой реки, заставляет ее вертеть колеса своей мельницы, река, конечно, служит орудием для его целей, но отсюда не следует, что она является его произведением. Различие между мыслями, которые смешиваются в учении о государственной власти, как о классовом господстве, можно пояснить и другим примером, взятым из области общественных отношений. В истории разного рода религиозных сект нередко можно встретиться с таким явлением: лица, стоящие во главе секты, эксплуатируют свою власть над своими последователями в своекорыстных интересах, напр., в целях личного обогащения. Дает ли нам это право сказать, что власть этих лиц и подчинение им верующих имеет экономическое основание? Конечно, нет. Основанием власти здесь является религиозная вера, экономическое же господство одних лиц над другими есть последствие, а не причина этого факта. Мы нарочно выбрали наиболее простой и, так сказать, грубый пример, чтобы ясно показать, что если бы даже государственная власть служила всецело интересам собственников, отсюда еще нельзя было бы заключить, что непосредственным основанием ее является экономическое преобладание этих последних. Но и первое предположение, конечно, нельзя принять как безусловно достоверное.