Лекции по общему государственному праву - [20]

Нельзя отрицать существование веры в божественное происхождение власти не только в древних государствах Востока, но, в известной степени, и в европейских государствах Нового времени, поскольку, по крайней мере, речь идет об известных группах населения. Возможно, не разделяя лично этой веры, тем не менее считать ее, как объективный факт, главным основанием государственной власти. На такой точке зрения стояли многие государственные деятели. Будучи лично иногда даже неверующими людьми, они, однако, полагали, что власть покоится на религиозной вере масс и потому считалось необходимым поддерживать религию. Теократическая теория в этой форме подлежит научной критике и имеет за себя и некоторые научно удостоверенные факты. Несомненно, что на первоначальной ступени человеческой культуры между властью и религией существовала тесная связь. Власть носит религиозные черты в первоначальной истории почти всех государств, прежде всего в государствах Древнего Востока. Следы первоначального слияния религиозной и политической власти мы находим также в государственном праве Афин и Древнего Рима. В Афинах после упразднения царской власти титул царя () сохранялся затем из высших сановников (архонтов), который исполнял жреческие обязанности. В Риме тот же титул принадлежал одному из высших жрецов (rex sacrorum).

Но факты подобного рода еще не дают основания для общего утверждения происхождения государственной власти из религиозной. Несомненное существование тесной связи между религией и государственным устройством в древнейших государствах само по себе не разрешает вопроса о взаимном отношении религиозного и политического авторитета. Выяснение этого вопроса по отношению к первоначальным государствам весьма затруднительно за отсутствием достаточного научно проверенного материала. Гораздо удобнее для выяснения этого вопроса взять позднейшие примеры слияния религии с государственной властью и притом такие, где религиозная основа власти, на первый взгляд, представляется несомненной.

В виде такого примера можно указать то государство, которое было основано Магометом, — Арабский халифат. По-видимому, политический авторитет здесь является следствием религиозного. Власть самого Магомета первоначально в тесном кругу его первых последователей была, несомненно, основана на вере в его религиозное посланничество (хотя, сколько можно думать по дошедшим до нас известиям, с самого начала в числе сторонников Пророка были люди, не верившие в его божественную миссию, быть может, даже считавшие его ловким обманщиком, но поддерживавшие его из политических расчетов). Но если мы обратимся к процессу распространения и укрепления этой власти, то увидим, что при превращении личной власти Магомета над его последователями в государственную власть сначала над Аравией, а затем и над соседними странами соотношение между религиозным и чисто политическим элементом власти изменяется. Религия уже не обосновывает власть, а санкционирует фактически существующую власть. Многочисленные племена, вошедшие в состав государства Магомета, подчинились его власти в силу завоевания. Не религиозная вера сделала их подданными Магомета, а, напротив, будучи уже покорены Магометом, они уверовали и в его божественную миссию.

Другой пример слияния религиозного авторитета с политическим еще яснее показывает, что такого слияния еще нельзя выводить, что первый служит основанием второго. Мы имеем в виду известный исторический факт обожествления главы государства в Римской империи. Было бы весьма ошибочно заключать из факта, что власть римских императоров покоилась на религиозной основе. По своему происхождению и основанию это была власть чисто светская; ореол религиозного поклонения явился лишь позднейшим придатком к ней. Весьма характерно, что религиозное поклонение императорской власти появилось первоначально не в самом Риме, колыбели этой власти, и даже не в Италии, а в покоренных римским оружием провинциях. Французский историк Фюстель-де-Куланж, подчеркивающий этот факт, весьма ярко изображает нам его происхождение. Римское владычество внесло в провинции мир, просвещение, материальное благосостояние — все блага высшей цивилизации. Народы, подчинившиеся Риму, не могли не оценить этих благ, и подобно тому, как они обоготворяли благодетельные силы природы, они обожествили и то, в чем они видели источник благ устроенного общежития — римскую государственную власть в лице ее конкретного представителя. Религиозное поклонение власти было, таким образом, не причиной, а последствием ее существования. Позднее культ императоров был перенесен и в самый Рим. И здесь опять-таки он был не первичным элементом, лежащим в самой основе власти, а вторичным, производным явлением, вытекавшим из существования власти. Римские императоры не потому являлись императорами, что в них видели проявление божества, а, наоборот, они обоготворялись потому, что были императорами, т. е. высшими представителями государства. Это была своеобразная форма, в которую выливалось отношение граждан к идее государства.

Наконец, история тех народов, которые основали современные европейские государства, показывает нам, что власть, возникшая и существующая независимо от религиозной веры, может впоследствии приобрести религиозную санкцию, которая, быть может, укрепляет и усиливает ее, но не составляет главного ее основания. Власть остготских, вестготских, франкских, бургундских, лангобардских королей, возникшая из власти их над их германской дружиной, с одной стороны, и из власти над покоренным при помощи дружины населением римских провинций, с другой стороны, носит с самого начала чисто светский характер. Она не могла основываться на религии уже в силу различия веры в среде подчинявшегося этой власти населения. Религиозная санкция приходит к этой власти сравнительно довольно поздно, когда она успела уже вырасти и окрепнуть. Тот титул, который в настоящее время служит выражением теократической идеи, титул "Божьею милостью" первоначально не имел того смысла, который вкладывается в него позднее. Он был заимствован королями у духовенства и в устах этого последнего, в посланиях и письменных актах епископов и священников служил выражением не сверхчеловеческой гордости, а, напротив, христианского смирения. Gratia Dei episcopus (Божьей милостью епископ), gratia Dei presbyter (Божьей милостью священник) или mesericordia Dei archiepiscopus (Божьим милосердием архиепископ), — так называли себя духовные лица в начале Средних веков. Мысль, заключающаяся в этих выражениях, становится вполне ясной в более пространных формулах: etsi peccator tamen gratia Dei episcopus (хотя и грешник, но по милости Божьей епископ) quamvis indignus, tamen gratia Dei episcopus (не по достоинствам своим, но по Божьей милости епископ). Епископ и священник, называя себя таким образом, хотели лишь выразить христианскую мысль, что своим положением они обязаны не своим личным заслугам, а единственно соизволению Божию. Франкские короли, подражая духовенству, первоначально вкладывают в заимствованную ими формулу ту же мысль. Это видно из того, что, напр., в указах Карла Великого и его преемников наряду с титулом gratia Dei (Божьей милостью) мы встречаем такого рода объяснения этого титула: Honor iste (id est regnum) quem quanquam indigno dedit mini Deus (этот сан, т. е. королевская власть, который, хотя и недостойному, даровал мне Бог). Слова "Божьей милостью" приобретают иное политическое значение и начинают указывать на божественное происхождение королевской власти лишь гораздо позднее, в эпоху борьбы светской власти с духовной. Притязаниям пап, оправдывавших свои стремления к господству над королями божественным источником их власти, короли противопоставляют теократическую теорию монархической власти. Так, напр., французский король Филипп-Август, боровшийся с папой Иннокентием III, пишет в одном из писем к нему: Innocentio Dei gratia sanctae Romanae ecclesiae summo et universali pontifici, Philippus eadem gratia Francorum rex (Иннокентию Божьей милостью верховному и вселенскому епископу святой Римской церкви Филипп, тою же милостью король Франков). Здесь титул "Божьей милостью" означает независимость светской власти от духовной. Впоследствии он противопоставляется демократической теории и употребляется для обозначения независимости монархической власти от народа. В России формула "Божьей милостью" заимствована у Запада. Ранее всего ее употребляют галицкие князья. Московские государи усваивают ее в XV в. прежде всего в сношениях с литовско-польскими королями и, по всей вероятности, в подражание им.