Лекции по истории Древней Церкви. Том IV - [50]

Сначала догматику оставили в покое и взялись за догматистов. Ловкая интрига устраняла одного за другим борцов {стр. 120} за никейскую веру. Этот процесс, приостановленный смертию императора Константина, смело начат был снова при Константии, и поведен был так успешно, что в 339 г. Афанасий В. во второй раз должен был бежать, а собор Антиохийский 341 г. мог перенести борьбу и на почву символов. Здесь выяснилось, правда, что consensus dogmaticus епископов востока был далеко не полный (2 антиохийская формула представляет весьма серьезное уклонение в сторону от исторического пути развития арианства), но вожди меньшинства показали замечательную смелость в действиях. Однако, поперек их дороги стал косный запад, и его вмешательство, для ариан и восточных, на почве соборов кончилось тем, что они могли спастись из Сердики (343 г.) только бегством, на почве символов — уступкою никейской вере; какую представляет ή έκθεσις μακρόστιχος 344 Г., на почве исторической борьбы против лиц — торжественным вступлением Афанасия В. 21 октября 346 г. в Александрию. Выяснилось, что никейскую веру одолеть нельзя, не покорив предварительно латинского запада, потому что восточная азийская церковь не есть еще вся кафолическая церковь. То, что делалось на востоке, сокращенным порядком, после 350–353 г., ариане повторяют и на западе. Борьба против лиц ведется с значительным успехом, борьба на почве догматики — без славы для западных, которые казались столь крепкими, пока враг был не близко. Не забывали между тем и востока, и 8 февраля 356 г. Афанасий в третий раз бежал из церкви, окруженной солдатами Константия.

В виду таких успехов, вожди арианства сочли благовременным протрубить миру в августе 357 года о своей победе. Но этот сирмийский манифест оказался первою доминантою в похоронном марше арианству. В этом звонком аккорде доктрина Ария en face показала свой звериный образ, и его испугались и те, которые до тех пор индифферентно шли за арианами или с арианами. Арианская коалиция раскололась на свои плохо склеенные штуки, и в Анкире и Селевкии из-под наносного пепла показался столь несомненный свет православия, что Афанасий увидел его из своего фиваидского убежища и приветствовал своих братьев в арианском стане. Началась борьба, тем более страшная для ариан, что это была внутренняя усобица в их лагере, и умножение врагов было непосредственно же и потерею {стр. 121} союзников. Мастерская интрига, возвысившаяся до мысли о двух соборах, разделившихся на четыре, отпарировала гибельный для арианства удар в 359 г., но все-таки была лишь пальятивным средством. Запад отшатнулся от дельцов Аримина и Ники окончательно; на востоке они разгромили ряды своих противников, но должны были, чтобы удержать под собою почву, подкрепить себя остатками омиусиан. Вышел политический союз, сшитый на живую нитку. Туманное пятно арианства неудержимо отвердевало в виде самостоятельных церковных тел.

Смерть Константия развязала руки православным. Политика Валента не спасла ничего. Это была доза бобровой струи, продолжившая агонию арианства, хотя эти объятия умирающего и были еще очень страшны. И под водительством великого Василия, решившегося быть немощным с немощными, сравнительно в короткий срок все бывшее омиусианское закончило процесс своего внутреннего выяснения, и из восточной νυκτομαχία вышла довольно стройная сила православной церкви на востоке. Полуарианское македонианство было её историческим отбросом, тоже отвердевшим окончательно к тому времени, когда православная восточная церковь Василия и Мелетия заявила о себе вселенским собором в православном Константинополе. 150 отцов не имели перед собою определенного догматического противника. Собор Никейский осудил арианство, собор Константинопольский — анафематствовал уже всякую ересь. Аномии, македониане, маркеллиане, фотиниане, даже аполлинаристы, стоят пред собором на одном уровне, как нечто прожитое. Собор только ратификовал результат борьбы, к 381 г. уже законченный; естественно, поэтому, если, в виде своего символа, 150 санкционировали текст, уже ранее составленный.

Разумеется, арианство сразу не исчезло с лица земли в 381 г. Одно случайное обстоятельство сделало арианство национальным вероисповеданием германских народностей. Это поддержало значение ариан и на самом востоке. Византийские императоры в своих природных подданных желали иметь не солдат, а прежде всего плательщиков податей, и ряды своего войска пополняли очень часто готскими наемниками, и бравые германцы не раз занимали высшие военные посты. Волей-неволей приходилось правительству быть несколько уступчивым в отношении к той церкви, в которой прекло{стр. 122}няли колена столько храбрых заслуженных византийских генералов. Оттого ариане эксокиониты (έξωκιονΐται, т. е. собиравшиеся на богослужение εξω κιόνων, «за столбами», отмечавшими городскую черту Константинополя) пользовались терпимостью и в такие времена, когда других еретиков преследовали. Готские condotieri иногда просили, а иногда и очень грозно требовали — церквей для ариан в Константинополе, и даже Юстиниан, гнавший всяких еретиков, не посмел рассчитаться начисто с константинопольскими эксокионитами.