Лекции о сущности религии - [38]

мир может погибнуть, только бы jus, только бы право сохраняло свое значение, - изречение юриспруденции, справедливости; но в этом выражении, характерном для правосудия, нет, без всякого сомнения, ни искры доброты и даже мудрости; ибо не человек существует для справедливости и для правосудия, но правосудие для человека. Поэтому, если я представляю себе могущество бога, могущество, которое, если захочет, может меня уничтожить, или представляю себе справедливость бога в смысле только что приведенного изречения, то я представляю себе в виде бога совсем другое существо, я в самом деле имею совсем другого бога, чем если бы я представлял себе только его доброту. Поэтому совсем не так велико различие между политеизмом и монотеизмом, как это кажется. И в едином боге ввиду множества и разнообразия его свойств имеется много богов. Различие не больше того, которое существует между словом собирательным и коллективным. Или, вернее, оно таково: при политеизме бог - открыто, очевидно - есть только собирательное слово; при монотеизме же отпадают чувственные признаки, исчезает видимость политеизма; но существо, сама вещь остается. Поэтому различные свойства единого бога вели при христианах столько же не только догматических, но и кровавых боев друг с другом, как и многочисленные боги на Олимпе Гомера.

Древние теологи, мистики и философы говорили, что бог объемлет в себе все, что есть в мире, но то, что в мире многообразно, рассеяно, разрознено, чувственно поделено между различными существами, то в боге имеется в простом, нечувственном, едином виде. Здесь мы отчетливо высказали, что человек в боге объединяет существенные свойства многих различных вещей и существ в одно существо, в одно имя, что человек представляет себе в боге первоначально себя или, поистине, - неотличное от мира существо, но в этом существе тот же мир, только на иной лад, отличный от чувственного воззрения; то, что он представляет себе в мире или в своем чувственном воззрении протяженным в пространстве и во времени, телесным, то он мыслит в боге не протяженным в пространстве и во времени, бестелесным. В вечности он берет только в одно короткое родовое имя или понятие бесконечный ряд времен, в его полной протяженности непостижимый, в вездесущности - только бесконечность пространства; из субъективных вполне обоснованных соображений, он, принимая вечность, обрывает бесконечно скучный для него счет с рядами чисел, множащихся до бесконечности. Но из этого обрывания, из этой скуки тянущегося до бесконечности ряда времен и пространств, из самих противоречий, связанных в нашем представлении или в абстракции с понятием вечного времени, бесконечного пространства, отнюдь не следует необходимость действительного начала или конца мира, пространства, времени; это - в природе нашего мышления, языка, к этому приводит нас необходимость жизни, что мы всюду пользуемся знаками сокращения, что мы всюду ставим на место воззрения понятие, на место предмета - значок, слово, на место конкретного абстрактное, на место множества - единое, стало быть, на место многих различных причин - одну причину, на место многих различных личностей - одну личность как представителя, заместителя прочих. И правы поэтому те, кто утверждают, что разум, - по крайней мере до тех пор, пока он некритически, не различая, принимает свое существо за существо мира, за объективное, абсолютное существо, пока он не облагорожен мировоззрением, - необходимо приводит к идее божества. Не нужно только эту необходимость, эту идею отдельно выдвигать, изолировать ее, обособлять от других явлений, идей и представлений, которые основываются на той же необходимости, которые мы тем не менее познаем как субъективные, то есть основывающиеся только на своеобразной природе представления, мышления, речи, и которым не приписывается никакого объективного значения и существования, никакого существования вне нас.

Та же необходимость, которая побудила человека поставить имя одной личности на место ряда личностей и даже поколений и родов, которая побудила его вместо созерцаемой величины поставить число, на место чисел - буквы, которая побудила его вместо груши, яблока, вишни говорить - плоды, вместо геллера, пфеннига, крейцера, гроша, гульдена, талера - просто деньги, вместо "дай мне этот нож, эту книгу" говорить "дай мне эту вещь", - эта же необходимость побудила его также на место многих причин, совместно действовавших при возникновении мира, если мы мыслим себе его возникшим, и при его сохранении поставить одну причину, одно существо, одно имя. Но именно поэтому это единое существо столь же субъективно, то есть существует только в человеке, только в природе его представления, мышления, речи и на них основывается, как и вещь, деньги, плоды. Что идея или родовое понятие божества в его метафизическом значении покоится на той же необходимости, на тех же соображениях, что и идея или понятие вещи, плодов, доказывается уже тем, что у политеистов боги являются не чем другим, как представленными в виде существ собирательными или родовыми именами и понятиями. Так, римляне чтобы остаться при старых примерах - имели богиню денег - Pecunia, и даже различные главные сорта или роды денег, медные и серебряные деньги, они делали богами. Они имели бога Aesculanus или Aerinus, то есть бога бронзовых или медных денег, бога Argentinus, то есть серебряного бога. Имели они также и богиню плодов - Рошопа. Если у римлян и греков не встретишь всех родовых имен и понятий в качестве богов, то это происходит только от того, что именно римляне - эти эгоистические святоши - обожествляли лишь то, что одновременно обозначает какое-либо отношение к человеческому эгоизму; поэтому римлянами почитался даже бог навоза, deus Stercutius, дабы удобрение принесло пользу полям. Но навоз - родовое понятие;