Лекарство от зла - [34]

Проводим вечер с друзьями и родными. Играем в нарды. Меня носят на руках, история начинает походить на слащавый любовный роман. Строю планы на будущее. У меня появляются слабости. Я почти меняюсь. Мне интересно гладить мужские рубашки и брюки. С нежностью мою тарелки и чашки, с любовью вытираю пыль. Готовлю с фантазией. Пишу ласковые записочки и составляю меню. Я почти нравлюсь себе. И вот я вспоминаю о браке. Сначала сама с собой. Пробую слово на вкус, на растяжку, на давление, на нагревание, на охлаждение — проверка физических данных. Слово выдержало. Получилось.

Чувствую потребность делиться с ним каждой минутой своей жизни. Делюсь только тем, что видно. На поверхность вылезают осколки тарелок, бытовые поломки, черепки страданий, ночи с героями мультфильмов, другие боли и пыль от счастливых событий. Я не говорю о сущности бытия, не вспоминаю о справедливости. Пока я молчу, мое счастье будет жить. Сейчас — не до размышлений. Настало время для размножения!

Ненавижу установленные правила и порядки. Не представляю свою будущую опору в жизни в домашних условиях. Я вожу его, как медведя, по родственникам. Он всем нравится. Еще бы! Он совершенство и не дурак. Мне в ноги бросают слово «свадьба», чтобы я споткнулась о него, но я очень осторожна. Я настолько увлечена, что даже замужние женщины производят на меня хорошее впечатление. Я — самая богатая невеста на свете! У меня есть даже то, о чем я и мечтать не могла. Такое приобретение делает меня мнительной. У меня даже сзади появляются глаза. Я боюсь, что меня обворуют. Знаю, что надо быть бдительной, и все-таки таскаю голубоглазое украшение и хвастаюсь им. Я же женщина. Суетливая и глупая. Не чувствую опасности. Снова похожа на воду, но в этот раз даже радость не создает волнения. Полное безветрие. У меня из живота непрерывно течет забытое тепло, томление сокращающихся мускулов. Мои внутренние ощущения имеют привычку забираться в неизвестные мне места и появляться, когда им заблагорассудится.

Есть определенная дата, когда каждый человек может сказать это самое «да», и стать половиной человека. Другая твоя половина может согласиться, а может и нет. Моя другая половинка согласна с датой и согласна произнести это вслух. Эх, мне больше нечего хотеть от жизни. Случился настоящий любовный роман эпохи Просвещения. Викторианская любовь с диккенсовским концом. Диккенс до совершенства довел счастливые концы с тяжелыми последствиями. Мы ходим по гостям, и я считаю время. Один, два, три, ужин с родственниками, четыре, вечер с не очень близкими, пять, шесть, семь, восемь, вечер с друзьями, девять — вечер с супругой родственника, который неожиданно уехал. Забывчивость. Планированный отъезд? Не задумываюсь над этим. Еще немного, и сокровище станет моим. Навсегда. Какое бессмысленное слово. Как может что-то быть навсегда, если мы сами в этом мире ненадолго? Неважно. Я уже почти попала в десятку. У меня и платье уже есть. Не белое. Красивое. Пью вермут. Напиваюсь с двух глотков. Не думаю об этом. Хочется спать. Задремала. Я! Которая пьет вермут вместо лимонада! На меня и снотворное не действует, ну только если в огромных количествах. Кто-то не смог положить огромное количество снотворного в вермут, потому что я просыпаюсь в нужный момент. В оцепенении смотрю и не могу оторвать глаз. Красный ковер, на котором ритмично двигаются два тела. Слышу затрудненное дыхание и вспоминаю один анекдот. Мои глаза наливаются кровью. Правда с такой силой бьет меня по голове, что я вскрикиваю от боли. Начинается паника и суета. Кто-то ищет брюки. Должно быть, в карманах этих брюк лежат голубые глаза, потому что тело не смотрит на меня. Зачем? Кажется, я умираю. Нет. Жива. Симпатичный мужчинка трахается с замужней теткой на красном ковре на глазах у спящей невесты, которая на самом деле не спит.

Ну ничего себе! И я еще жива?! Я жива настолько, что встаю с дивана и иду. Дети замужней женщины спят в соседней комнате. Их двое — один маленький, а второй — еще меньше. Боюсь, как бы не наступить на двух тараканов на ковре, но понимаю, что в доме дети и не стоит поднимать шум. Мой голос глубоко вздохнул и готовится что-то сказать. Я запрещаю ему открывать рот. Я запрещаю всем своим чувствам высовывать свой нос. Дохожу до входной двери. Очень трудно, я еле-еле дотаскиваю свои внутренности и корни. Нажимаю на ручку. Заперто. Меня не хотят выпустить на улицу. Хотят мне объяснить. Хотят увидеть, как я умираю. Смотрите внимательно, как я четвертый раз пытаюсь открыть запертую дверь. Пятого раза не будет. Я соберу всю себя и закричу так, что дверь сама сорвется с петель. Со мной разговаривают два чужих голоса. Этот снова спрятал свои голубые глаза в карман. Хотят мне сказать что-то очень важное. Я хочу, чтобы открыли дверь. Они оба меня знают. Дверь открыта. Спускаюсь пешком по бесконечной лестнице. Мои корни торопятся выползти на свободу. Ступни разглаживаются под тяжестью моего недоумения. Парапет стал препятствием, я крепко держусь за него. Меня ударили. Я сама себя ударила. Никто не может ударить так жестоко, как собственная судьба. Я мертва от боли. Один из моих голосов пытается меня успокоить. Это лишнее. Мертвый не может быть спокойным. Мое сознание засыпает глубоким сном, чтобы не видеть всего этого. Что-то согревает мое остывшее тело, и я понимаю, что наступает рассвет. Плачу. Господи, как я плачу! Вою! Боже, почему я так вою? Что произошло? Где я? Кто умер, что все стало таким мрачным?