Лекарство от нерешительности - [76]
Бриджид взяла меня за руку.
— Тебе все еще плохо?
— Уже хорошо. Я… — Мое эго билось головой о стенки, по телу шел гул. Я стал заикаться, как пиратский диск. — Я… Я…
— Пойдем со мной.
И меня подвели к креслу, стоявшему у окна. Я покосился на Бриджид, которая смотрела в окно. У нее было такое нежное, даже просветленное лицо, что для меня словно мир перевернулся. Буквально в одну секунду, точь-в-точь как говорила Бриджид. Однако я боялся, как бы давешние мутноглазые позеленевшие Двайты не испортили впечатление, и воскликнул:
— Останься! Останься! — и стиснул теплую руку смугленькой Бриджид, почти невидимой в прохладном полумраке.
— Я никуда не ухожу, — отвечала Бриджид, обнажая зубы, что характерно для представителей вида Homo sapience, если они дружелюбно настроены.
— Погоди, как это у тебя получается? — Я стал усиленно улыбаться, не называя ключевого слова — пусть сама догадается. Бриджид догадалась и снова обнажила зубы.
В конце концов я выглянул в окно. На травинах висели капли росы. Они были распределены с такой точностью, будто кто-то затемно ходил по долине с пипеткой и линейкой. Я сказал «Вау!» — еще и потому, что сверкающий луг обрывался непосредственно перед горами, склоны которых были покрыты сетью тропинок и неправильными четырехугольниками небольших плантаций, а в самой дали, словно макет из олова и бальзы, терраса за террасой возникал из утреннего тумана миниатюрный город.
— Благодарение Богу! Благодарение Господу нашему за то, что Он сотворил окна!
— И двери, — добавила Бриджид, закидывая в мой рюкзак свой свитер, две бутылки с водой и два мясистых древесных томата. Мой мозг был не настолько затуманен, чтобы я не помнил: мои солнечные очки, а также блокнот со Списком Важных Дел уже там.
Я был рад выбраться из отравленной рвотными парами комнаты. Пошатываясь, мы с Бриджид выползли на главную террасу. Высоко в невозможно голубом небе заданным курсом шли два плоскодонных кучевых облака. По склонам гор скользили их тени — так по дну бассейна скользят тени пловцов.
После довольно продолжительного промежутка времени мы снова оказались на нашем крыльце и сели рядом. Из громкоговорителей, замаскированных высоко на деревьях, над крокусами и фиалками, над генцианами и драконьими орхидеями, слышалась до боли знакомая песня «Air Supply»[52]: «Солнечный день — это повод для секса. Пасмурный день — это повод для секса…» Цветы с каждым повтором кивали все слаженнее.
— Какая… хорошая… песня…
Певец (вместе с бэк-вокалом) не сомневался: нигилизм будет побежден только не нуждающимся в поводах сексом в сочетании с минимумом слов и аккордов. Раньше я не представлял, сколько в мире гениев; мне стало обидно за группу, не удостоившуюся ни строчки положительных отзывов. Мы с Бриджид качались на качелях до самой середины следующего шедевра, «Каждая женщина в мире»; тут Бриджид сказала «Не хочу быть каждой», и мы пошли развлекаться дальше.
У бассейна нам встретилась Амира. По нашему виду она поняла, что мы достигли просветления, и известным жестом одобрила наш выбор. Бассейн был битком набит практически голыми немцами и евреями, мрачными и/или окосевшими после экстази, — каракули волн набегали на их торсы, делая белые белее, а смуглые — зеленее.
— Какая милая сцена, — произнес я, а сам подумал, что лет шестьдесят назад сцена была бы куда милее.
Мы вместе побрели в западном направлении, по грязной дорожке из красного кирпича. План был следующий: забраться на гору, посмотреть с горы на долину и вернуться в отель.
— И все? — удивился я. — А как же цель?
— Я свою предложила. Можешь добавить еще целей.
— Просто подняться и спуститься? Туда и обратно? А в чем тогда смысл нашего путешествия?
— В движении.
Кузнечики в придорожной траве потрескивали, как электрические разряды, свет пятнами шлепался на застывшие, ослепительные листья невозможно тропических и просто тропических деревьев. Мы шли мимо кофейных кустов. Странно, подумал я, почему эти блестящие ярко-красные ягоды находят бесславный конец в кишках североамериканцев в виде учащающей пульс черной жижи. Ягоды — в смысле зерна — были рассыпаны для просушки у крытой жестью хибарки; они казались лежбищем сирен, поющих на недоступной человеческому слуху частоте. В воздухе вибрировали запятые, точки и волнистые линии голосов — сверкающие, беззвучные.
— Так, наверное, видел мир Ван Гог. Во всяком случае, у меня такое впечатление. А у тебя? Посмотри, трава волнистая, земля волнистая, даже воздух волнистый!
Единственный способ отойти от бесконечной перцепции — разговаривать. Однако, разговаривая на родном языке, можно заплутать, особенно если вы (как я) доверчивы до такой степени, что принимаете за чистую монету все, услышанное от самого себя.
— В такие дни, Бриджид, — начал я, — мне кажется, что еще чуть-чуть — и мы с тобой осознаем себя как экзистенцию. — Во мне говорил Отто Ниттель, разжеванный, но не переваренный, — его философия проступала сквозь мои мысли, как водяные знаки сквозь чернильные каракули.
— Дни? Почему ты говоришь о них во множественном числе? Мы ведь только сегодня испытали это странное, всепоглощающее…
Рассказы букеровского лауреата Дениса Гуцко – яркая смесь юмора, иронии и пронзительных размышлений о человеческих отношениях, которые порой складываются парадоксальным образом. На что способна женщина, которая сквозь годы любит мужа своей сестры? Что ждет девочку, сбежавшую из дома к давно ушедшему из семьи отцу? О чем мечтает маленький ребенок неудавшегося писателя, играя с отцом на детской площадке? Начиная любить и жалеть одного героя, внезапно понимаешь, что жертва вовсе не он, а совсем другой, казавшийся палачом… автор постоянно переворачивает с ног на голову привычные поведенческие модели, заставляя нас лучше понимать мотивы чужих поступков и не обманываться насчет даже самых близких людей…
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Барселона.Город, история которого прославлена великими художниками и легендарными чернокнижниками, гениальными зодчими и знаменитыми алхимиками.Любимый богемой город, где музыкант и переводчик Лукас намерен обрести покой и удачу.Однако встреча с таинственной женщиной открывает для него истинную Барселону — город глотателей огня и безумных прорицателей, людей-призраков, обитающих на средневековых крышах.Его подлинные правители — последователи древней оккультной секты — полагают, что человек, проникнувший в суть Барселоны, должен умереть.
Шангри-Ла.Древняя буддистская легенда о существующей вне пространства и времени Обители просветленных?Или последний островок безмятежности и гармонии в раздираемом войнами, истекающем кровью мире? Шангри-Ла тщетно искали великие ученые, мистики и философы.Но однажды врата Шангри-Ла отворились, чтобы спасти четверых европейцев, похищенных из мятежного Афганистана…Так начинается один из самых загадочных романов XX века «Потерянный горизонт» Джеймса Хилтона, книга, соединившая в себе черты интеллектуальной мистики с увлекательным приключенческим сюжетом!
Как удалось автору найти новый, скрытый смысл в легенде о доне Хуане Тенорио, вошедшем в мировую литературу под именем дона Жуана?Как удалось превратить историю великого соблазнителя в историю великого влюбленного?Что скрывается за известным преданием о прекрасной донье Анне и безжалостном Каменном Госте?Дуглас Карлтон Абрамс представляет читателям свою собственную — совершенно оригинальную — историю дона Хуана. Историю, в которой вымысел переплетен с фактами, а полет фантазии соседствует с реальными событиями…
Следствие ведет… сэр Артур Конан Дойль!«Литературный отец» Шерлока Холмса решает использовать дедуктивный метод в расследовании самого скандального дела поздневикторианской Англии — дела о таинственном убийстве скота на фермах близ Бирмингема.Его цель — доказать, что обвиняемый в этом преступлении провинциальный юрист Джордж Идалджи невиновен.Конан Дойль и его друг и ассистент Вуд отправляются в Стаффордшир.Так насколько же действенны методы Шерлока Холмса в реальности?