Лекарство от любви - [8]

Но ночью он, столько раз агитировавший за все это в своих обличительных стихах, даже не подумал выдвигать все эти условия. Удовлетворился брошенной ему подачкой. Полная свобода творчества для него лично — и больше ни для кого. Разумеется, Игнус совсем не дал ему подумать. Все случилось так быстро и неожиданно…

Они бы все равно не согласились, устало думал Кай. «Разумеется, корону Империи вам никто не предлагает». Даже корону — на которую у него, конечно, нет ни малейших прав, но которая, на самом деле, не дала бы ему никакой реальной власти и никак не повлияла бы на существующую систему. Юридически Светлый Совет даже не является государственным органом, это всего лишь профессиональная организация, такая же, как гильдия столяров или кожевенников, разве что куда более малочисленная — но все прекрасно знают, кто на самом деле правит страной. Правит, ни за что при этом формально не отвечая (под всеми официальными решениями — подписи Императора и его министров) и не ограничивая себя никакими писаными законами, кроме своих собственных представлений о добре и зле, о благе государства и необходимых жертвах. Сколько людей, становившихся у них на пути, умерли от совершенно естественных причин или от несчастных случаев, в которых никого невозможно обвинить?

Они бы не посмели сделать это со мной, думал Кай. Я им нужен. Я — единственный, кто может остановить Изольду, против которой их магические штучки не работают, поскольку она — сама маг. Против которой не работают также и самые тренированные профессиональные убийцы, действующие немагическими методами… Но полно, разве я единственный в мире, кто неподвластен любви? Наверняка есть и другие, помимо меня и того философа, просто их пока еще не нашли. Нет, Светлый Совет не согласился бы ни на какие радикальные перемены. На исключение — да, на правило — нет.

Но ты даже не попробовал. Даже не заикнулся.

Теперь уже поздно. Он принял их условия и не может переиграть. Не может объявить, что у него появились новые требования. Договор с магами нельзя нарушить безнаказанно — во всяком случае, если ты сам не маг.

Двуколка въехала во двор очередной станции, представлявшей собой гибрид собственно станции, обеспечивающей проезжих сменными лошадьми, возницами и экипажами, и постоялого двора, где путники могли получить еду и ночлег. Последние услуги Кая не интересовали — столоваться в пути он предпочитал в маленьких деревенских харчевнях, где цены были ниже порою аж вдвое, а до ночи было еще далеко. Но, пока кучер ходил выяснять насчет лошадей, Кай тоже вышел размять ноги.

Во дворе было пыльно и суетно; только что прибыл большой дилижанс, направлявшийся в столицу. Конюхи выпрягали усталых лошадей, пассажиры выбирались из душного нутра громоздкой кареты и разбредались по двору; кто-то волок свои пожитки к бревенчатому зданию станции, навстречу им двое слуг тащили сундук за господином, желавшим, наоборот, занять место в экипаже, и шагал станционный работник с опечатанным мешком имперской почты. Никто из прибывших не походил на беженца; на лицах читалась лишь обычная дорожная скука и усталость. Впрочем, до Беллиандских гор оставалось еще шесть дней пути — хотя и в самом Хельбиргене, насколько Кай понял со слов Игнуса, никакой паники пока что не было. Имперской страже совместно с имперской пропагандой пока еще удается пресекать слухи… Однако — вызывает ли вообще Изольда панику у тех, кто пока не попал под ее власть? Готовы ли они бежать от нее без оглядки, или же — по крайней мере, мужчины — готовы, напротив, лететь, как мотыльки на огонь, даже понимая, что он сожжет их крылышки? «Изольда Прекрасная»… Сколько идиотов думают — и будут думать, когда слухи разойдутся шире — что именно они станут теми единственными, кого роковая красавица выделит среди всех прочих, безответно страдающих своих рабов?

Кай зашагал прочь, подальше от всех этих людей. Станционный двор не был обнесен оградой, однако справа его ограничивали длинные, с узкими горизонтальными оконцами под крышей дощатые сооружения конюшен и каретных сараев, а слева — неширокая речка, откуда доносился шум водопада; к ней-то Бенедикт и направился. Под мостом через речку была устроена деревянная плотина; перед нею образовался пруд. В пруду плавали большие карпы — красные, оранжевые и желтые; повар ежедневно вылавливал их сачком, дабы приготовить фирменное блюдо для гостей, а те, кому еще не пришла очередь усладить вкус путешественников, пока что могли услаждать их зрение. С другой стороны моста можно было полюбоваться водопадом: вырывавшиеся из специальных щелей в запруде потоки воды, казавшиеся твердыми изогнутыми листами блестящего серо-зеленого стекла, шумными каскадами обрушивались вниз, обращаясь в яростно кипящую пену.

Водопад высотой в семь ярдов Кая не впечатлил — ему доводилось видеть не в пример более живописные и грандиозные природные аналоги — так что он вновь перешел на ту сторону моста, где пруд, и некоторое время смотрел на разноцветных рыб, не подозревающих о своей скорой участи. Подумал даже, не посвятить ли стишок им, щеголяющим друг перед другом яркой чешуей, пока повар уже шагает к пруду с сачком — но решил, что напрашивающиеся аналогии слишком банальны и очевидны.