Лекарство от любви - [67]

Кобыла Изольды и жеребец Кая тоже отправились в общий котел. Кай не был привязан к своему коню, воспринимая его исключительно как средство передвижения, но все же удивился, глядя, с каким спокойствием Изольда жертвует собственной лошадью, на которой она ездила куда дольше, чем он — на своей. Это была разумная и единственно возможная при отсутствии фуража мера, и все же он подсознательно ожидал от Изольды больше сантиментов. Впрочем, Изольде и ее старшим офицерам не пришлось месить грязь ногами вместе со всем остальным войском — они заняли места на еще остававшихся телегах, которые, сменяясь, катили солдаты.

На следующий день после этого Армия Любви, наконец, встретилась с врагом.

Они подошли к очередному мертвому городу, каких навидались за последние две недели предостаточно — во всяком случае, ни у Кая, ни у Изольды эти покрытые толстым слоем копоти развалины больше не вызывали никаких романтических чувств. Армия не стала входить в город — уже несколько дней Изольда не засылала в такие руины даже разведчиков, зная, что ничего полезного они там не найдут, и не желая попусту рисковать своими особо тренированными людьми. Поэтому войско просто двинулось в обход груды камней, еще недавно бывшей городом, по грязной колее, еще недавно бывшей прекрасной мощеной дорогой.

И когда оно, растянувшись по грязи длинной вереницей, проползло примерно половину пути вдоль полуразрушенных стен, оттуда полетели стрелы.

Это не были самострелы безлюдной ловушки, приведенные в действие задетой неприметной веревочкой. Головной дозор (теперь пеший) тщательно обследовал дорогу перед прохождением основной колонны.

Все в армии знали, что никакого сопротивления им и никаких засад быть не может. Любой противник превратится в верного раба Изольды задолго до того, как окажется на дистанции выстрела даже из самого дальнобойного оружия. К тому же солдаты были вымотаны тяжелыми условиями похода, еще недавно начинавшегося как увеселительная прогулка; теперь к ежедневным переходам по грязи, вечному запаху гари и ночевкам в холодных палатках под открытым небом добавилась и необходимость катить вручную вязнущие в грязи повозки. И тем не менее — тренированная половина армии отреагировала грамотно. Казалось, их вымуштрованные тела начали действовать еще до того, как усталые головы осознали происходящее. Лучники тут же укрылись за повозками и открыли ответную стрельбу, высматривая, откуда летят вражеские стрелы; остальные сперва рассыпались широким веером, уходя из-под обстрела, а затем перебежками устремились к стенам слева и справа от места засады, готовясь охватить врага с флангов; полуразрушенные стены теперь не представляли серьезного препятствия для тренированных штурмующих и скорее, напротив, прикрывали их атаку от противника, засевшего внутри. В то же самое время, однако, вторая половина армии — те, что присоединились уже в походе и не прошли никакой подготовки — застыла на месте чуть ли не с разинутыми ртами, мешая маневрам своих товарищей и не слушая яростных криков офицеров. Впрочем, по прошествии первого замешательства кинулись врассыпную и они. При этом, хотя в первые мгновения боя они являли собой прекрасные мишени, на земле осталось лежать лишь несколько человек; большинство стрел были направлены не в солдат, а в повозку, на которой ехали Изольда, Кай и четверо офицеров.

— Под повозку! — крикнула Изольда, едва в воздухе просвистела первая стрела; Кай вместе с остальными кувырнулись в грязь, сталкиваясь с солдатами, тянувшими телегу спереди и толкавшими сзади и теперь тоже искавшими укрытия под ней. Кто-то больно наступил Каю на руку кованым сапогом, кто-то споткнулся о его ногу и грохнулся, тяжело брякнув доспехами. Старый Арсениус, кстати, проявив несвойственную возрасту и статусу ученого мужа прыть, оказался под телегой одним из первых. Впрочем, паническая суета вокруг подводы, под которую офицеры забивались вперемешку с солдатами (а другие солдаты тем временем, становясь на колено вдоль ее левого, дальнего от городской стены борта, уже натягивали луки), тут же сменилась криками: «Госпожа! Где Госпожа?!» Действительно, на земле среди прочих ее не было.

— Я в безопасности! — крикнула Изольда. Она не пожелала прыгать в грязь вместе со всеми и вместо этого растянулась вдоль высокого правого борта, прикрывавшего ее от стрел.

— Щиты! — крикнул кто-то. — Несите щиты, прикрыть Госпожу!

— Отставить! — совсем по-военному рявкнула Изольда. — Мне ничего не грозит! Разберитесь с теми, кто напал на нас, быстро и без церемоний! Но только грамотно, попусту под стрелы не лезть, мне не нужны мертвые герои!

Младшие офицеры уже выкрикивали команды, свистели стрелы, кто-то стонал и сдавленно ругался сквозь зубы совсем неподалеку, но Кай не видел боя. Со своей позиции — вжимаясь в холодную грязь между колесами подводы — он мог видеть лишь бурое месиво дороги и тяжелые арбалетные стрелы, которые вонзались в землю, выбивая мутные ледяные брызги, в какой-нибудь паре футов от его головы. Ближе, впрочем, ни одна из них не падала.

Убедившись в последнем обстоятельстве, Кай понял, что не чувствует страха — одно только раздражение. Вызванное не только необходимостью лежать в грязи и ждать, пока кончится бой (в том, что он кончится победой Армии Любви, Кай не сомневался), но осознанием, что нечто пошло не так, притом совершенно непонятным и непредвиденным образом. Кто же на них напал? Неужели Светлые, потерпев фиаско с убийцей-одиночкой, теперь сумели собрать целый полк… ладно, хотя бы взвод людей, не способных любить? В других обстоятельствах Кая бы обрадовала встреча с ними — но только не сейчас. Если бы он мог с ними переговорить… но теперь уже поздно. Теперь их всех перебьют. Почему Изольда даже не попыталась вступить в переговоры? Ведь это именно то, чего она хотела — чтобы Светлые нашли для нее таких людей? И она должна была ожидать, что встреча с ними — как и с самим Каем в свое время — начнется с их попытки ее убить…