Лекарство от измены - [63]

— Где Юсуф? — спросил Исаак.

— Здесь, господин, — ответил мальчик.

— Кто это, отец? — спросила Ракель, подозрительно глядя на его разбитое лицо.

— Он был моими глазами, когда ты ушла. Но он только мальчик и не может быть еще и моими руками. Я рад, что ты снова со мной.

— Теперь, когда ваша дочь возвратилась, я вам больше не нужен, господин? — спросил Юсуф. — В его осторожном вопросе не слышалось никаких эмоций.

— Человек не может иметь слишком много глаз, — сказал лекарь. — Ты мне нужен. Вы нужны мне оба. Он отлично выполнит и твои поручения, Ракель. Он быстрый.

— И любит браться, — заметила она.

Яков увидел, что они приближаются, и открыл ворота.

— Поторопитесь, мастер Исаак, — сказал он. — Солнце почти зашло. — Они ускорили шаги и быстро двинулись вниз по улице к дому. Ибрагим стоял в открытых воротах во внутренний двор, ожидая их. Затем ворота со стуком захлопнулись у них за спиной. Они были дома.

— Давайте поспешим, — предложил Исаак, и они полетели в разные стороны.

Покрасневшие и запыхавшиеся, они уже сидели за столом, когда вошла Юдифь.

— Ракель, — закричала она, вытащив ее из-за стола и крепко обняв. — Я ждала тебя еще утром, — сказала она, сердито отталкивая, чтобы оглядеть ее со всех сторон. — Где ты была?

— О, мама, — беспомощно произнесла Ракель. — Это было так… Я расскажу тебе позднее.

Юдифь повернулась, зажгла свечи и начала читать молитвы.

— Я породил дьявольски неблагоразумную дочь, — сказал дон Педро Беренгуеру, как только удобно устроился в самых роскошных покоях, которые можно было найти в епископском дворце. Он выгнал всех слуг, за исключением секретаря, Элеазара Бена Соломона и своего сторожевого пса, дона Арно. Все трое были взволнованы.

— Ее мать, насколько я помню, тоже была решительной, — осторожно произнес епископ. — Она не считала возможным скрывать или симулировать свои симпатии и антипатии. Это было одной из ее наиболее очаровательных черт.

— Верно. И спасибо, что вы напомнили мне об этом, Беренгуер, — сказал король. — Что связывает мою дочь и Бельмонте?

— Ничего, сир, — с удивлением сказал епископ. — Сестры присматривали за ней очень тщательно, уверяю вас. До этого ужасного случая она никогда не выходила за стены монастыря без сопровождения.

— Значит, вы готовы поверить ей, когда она говорит, что раньше никогда не встречала его и впервые встретилась с ним только вчера?

— Да. Я также считаю невозможным полагать, что она умудрилась встречаться с ним ранее. И вчера вечером Бельмонте спал здесь, под моей крышей, — добавил он. — Он покинул дворец на рассвете, чтобы привести этих двух доний и вернуть их в монастырь.

— Что он рассказал вам об этом знакомстве?

— Мне показалось, что он был очень откровенным и открытым. Он сказал мне, что, в то время как он отдыхал вместе со своей лошадью, он увидел на дороге кавалькаду, состоящую из занавешенного паланкина, доньи, сидящей верхом, двух слуг и дворянина. Затем он увидел, что молодая госпожа Ракель привязана к седлу, и что «господин» оказался его собственным слугой, переодетым в его одежду, и при мече. Он бросил ему вызов, слуга принял его, они сражались, и негодяй был убит. Он сопроводил дам в гостиницу, убедился, что они удобно устроены, и, по совету вашей дочери, поехал ко мне.

— Она мне рассказала то же самое. И то же сообщила мне госпожа Ракель, — сказал дон Педро. — Тогда как вы объясните это? — Он махнул секретарю, который вытащил письмо. — Передайте это епископу, Элеазар.

— Конечно, сир.

Беренгуер быстро пробежал письмо, которое несчастный Томас написал своему дяде с такой мукой и сомнениями, до самых последних ужасных слов: «Боюсь, что меня втянули в предательство».

— Вы видите, Беренгуер. Он сам признает это.

— Да — до некоторой степени. Он признает, что не знает, что происходит. И, прочитав это, я должен признать, что разделяю его чувства. Все очень странно, ваше величество. А что говорит Кастельбо? Полагаю, это он передал письмо вашему величеству.

— И вы ошибаетесь, Беренгуер. Его передал дону Элеазару секретарь графа Кастельбо. Граф выполнял наше конфиденциальное поручение.

— А его племянник не знал, что тот отсутствует?

— Было предпринято много усилий, — сказал дон Элеазар, — для того, чтобы никто не узнал, что на самом деле он не болен.

— Вы прекрасно поняли его племянника, — сказал епископ. — Но, возможно, это было не так уж и трудно. Мне он показался приятным молодым человеком, но несколько легковерным. Он признавался мне в том, что не слишком уверенно разбирается в придворной политике.

— Вы знали, что он был секретарем ее величества? — сказал Элеазар.

— Да, — сказал Беренгуер.

— К сожалению, молодой человек, похоже, осуждает себя своей собственной рукой, — медленно произнес дон Педро. — Но проследите, чтобы он содержался в удобной камере и к нему хорошо относились, на случай, если есть какие-то доводы в его защиту. Мы будем судить его завтра.

Глава четырнадцатая

Новость о том, что Томаса де Бельмонте, сына дона Гарсии де Бельмонте и покойной доньи Эльвиры де Кастельбо, будут судить за измену, разлетелась и стала восхитительным скандальчиком, завершившим неделю тревожных слухов. Не то чтобы дон Томас был так уж всем интересен. Юный секретарь ее величества, происходивший из хорошей и благородной семьи, которую ветра фортуны лишили влияния и богатств, оставив ему совсем немного — титул и должность при дворе, — что позволяло ему держаться на плаву. Но они были из дальней провинции королевства.