Запаздывание… восемьдесят минут.
При чем здесь дети?! В чем они виноваты?!
Чувство отчаяния, боли, нелогичность и дикость происшедшего потрясли его.
Восемьдесят минут!
Время идет!
И это может случиться! Если не помешать…
4:21
Борис Иванович выскочил в коридор. Куда бежать, что делать?.. Бежать нужно к ближайшему телефону и звонить. Куда? Звонить на паромную переправу… Но там нет телефона. Тогда в милицию, конечно в милицию…
4:22
Борис Иванович натянул пиджак и выскочил из квартиры. Позади щелкнул английский замок. Впопыхах он не выключил в комнате свет, и теперь он будет гореть до самого вечера, пока соседский мальчишка, подталкиваемый со двора взрослыми, не залезет через форточку и не откроет дверь…
4:27
До ближайшего телефона-автомата два квартала. Только бы он работал!
4:32
Телефон-автомат работал. Борис Иванович вытащил из кармана всю мелочь и при слабом освещении стал искать двухкопеечную монету, но ее не оказалось. Вспомнил, что в милицию можно звонить без монеты, но какую набирать после ноля цифру не знал. Начал с 01.
— Пожарное депо.
— Как позвонить в милицию? — спросил Борис Иванович.
— 02.
Набрал 02.
4:33
— Дежурный лейтенант Киреев слушает, — раздался вялый голос в трубке.
Борис Иванович произнес на одном дыхании:
— Товарищ лейтенант, срочно!.. На пароме!.. Дети!
— Говорите медленнее и тише, — требовательно сказал Киреев.
Борис Иванович передохнул.
— На пароме… автобус с детьми… упал в воду, — раздельно произнес он.
На другом конце провода человек вскочил из-за стола.
— Когда?!
Борис Иванович не знал, что ответить.
— Когда это случилось?! — лейтенант кричал. — Что вы молчите?! Говорите же!
— Видите ли… — Борис Иванович замялся.
— Откуда вы звоните?! Назовите свою фамилию!
— Кириллов… Звоню из автомата, который возле универмага…
— Вы были на переправе?
— Нет.
— Кто вам это сообщил?.. Да говорите же быстрее! Откуда вам стало об этом известно?
Борис Иванович понял, что тянуть больше нельзя.
— Товарищ лейтенант, прошу меня понять правильно… От этого зависит жизнь детей… Времени совсем немного, около часа… Вы еще успеете к парому, если выедете сейчас же…
— Что вы плетете? — перебил его Киреев.
— Надо предупредить…
— Что предупредить?!
— Видите ли… автобус еще не упал…
— Не упал?! Так что же вы морочите голову?!
— Но он упадет, если вы…
Стало слышно, как тяжело лейтенант дышал в трубку.
— Знаешь что, дядя… — с расстановкой, зло сказал он. — Иди и проспись! И если ты еще раз позвонишь — пеняй на себя.
И бросил трубку.
4:36
Как пришибленный, вышел Борис Иванович из телефонной будки. «До чего же глупо, до чего же глупо, — бормотал он, отлично понимая, что лейтенант поступил так, как на его месте поступил бы любой, здравомыслящий человек. — Но должен ведь кто-то понять и помочь! Должен хоть на этот раз отступиться от здравого смысла и выслушать его до конца! Но кто?..»
4:37
Осталось не более часа, а он все еще стоит возле телефонной будки, не зная, что предпринять дальше. Злость на свою беспомощность, на здравый людской рационализм захлестнула его. Еще немного, и он бы закричал… Но в этот момент из-за угла универмага показался молоковоз, и волны страха обрушились на Бориса Ивановича с такой силой, что его буквально отбросило на чугунную решетку ограды. Машина проехала метрах в десяти от него, и только по чистой случайности водитель не заметил, что человек, склонившийся над оградой, потерял сознание…
4:46
Решение пришло сразу, как только он очнулся. Иного выхода не было. Не теряя ни секунды, надо бежать к паромной переправе, бежать, пока еще есть время. Сколько до нее? Восемнадцать или двадцать километров? Много или мало? Мало, если ехать рейсовым автобусом, и много, очень много, если бежать на время, а у тебя его меньше часа, и тебе пятьдесят девять лет.
5:07
У переезда на окраине города ему что-то крикнула женщина, выглянувшая из будки, но он не расслышал и пробежал мимо.
По асфальту бежать было сравнительно легко, но когда впереди со стороны паромной переправы показалась машина, Борис Иванович был вынужден свернуть с дороги и бежать вдоль лесополосы. Под ногами шуршали сухие прошлогодние листья, с писком разбегались полевые мыши. К концу третьего километра он выдохся. Перешел на шаг. Немного отдышавшись, побежал снова.
Он бежал, пока не становилось темно в глазах, а в груди не начинало рваться будто сухое полотно, тогда он сбавлял темп и шел с закрытыми глазами, тяжело дыша открытым ртом и постепенно сбиваясь на пехоту.
5:15
Он слишком поздно догадался, что автобус, обогнавший его, — тот самый, ради которого он бежал. Когда он прочел дальнозоркими глазами надпись на трафарете, выставленном в заднем стекле, то заплакал от обиды и злости на самого себя. Как он не сообразил, что в то время, когда он звонил по телефону, бежал безлюдной улицей, даже когда он пробегал мимо будочницы, автобус все еще стоял где-то во дворе, и сонные детишки только рассаживались на холодные дерматиновые сиденья?..
5:25
Он не смотрел на часы, боясь увидеть, что уже поздно. Но и сил у него больше не было. Пиджак пропотел насквозь, шляпу он потерял где-то в начале лесополосы, мокрые волосы лезли в глаза, но ему уже было все безразлично. Перебравшись через сухое ложе оросительного канала, он упал на валик рисового чека, зная, что ему не подняться.
