Лекарство для разбитого сердца - [7]

Ее грудь тяжело вздымалась. Если бы он приблизился к Матильде еще на пару миллиметров, ее соски коснулись бы его груди, и он поставил бы все свои деньги на то, что они набухнут от возбуждения. Энцо прекрасно помнил, какими они были чувствительными.

– Подойдешь еще ближе, и я закричу, – натянуто бросила она.

Он коротко рассмеялся в ответ. С какой легкостью можно было надавить на нее. Прильнуть губами к ее шее, ощутить вкус бешено пульсирующей жилки и проверить, станет ли она кричать, зовя на помощь или от наслаждения.

Только она не принадлежала ему. А он не настолько отчаялся.

– О, не стоит волноваться. Я и не думал об этом. Я только хотел, чтобы мы, как цивилизованные люди, обсудили вопрос касательно нашего сына. Но вижу, ты не в состоянии сделать это. Что, к сожалению, не оставляет мне выбора.

Он оттолкнулся от стены, обеспокоенный тем, насколько тяжелым оказалось отодвинуться от Матильды.

– Если ты и дальше будешь отрицать правду, мне придется настоять на проведении теста для установления отцовства. Как можно скорее.

– Я не позволю, – взвилась она. – Ты не можешь…

– Могу, – резко оборвал ее Энцо. – И сделаю.

– Но Генри… – Она запнулась, словно выдала себя.

– Что Генри? – Он сдержался, чтобы не потянуться к ней и не взять ее за этот решительный маленький подбородок, заставив ее посмотреть ему в глаза.

Матильда потупилась и потерла рукой лоб, словно у нее болела голова.

– Генри не знает, – тихо ответила она. – Он в курсе, что Саймон – не его сын. Но он не знает, что ты отец моего ребенка.

Энцо и так не сомневался, что является отцом Саймона, но когда он услышал признание из уст Матильды, его охватило чувство триумфа.

А еще ему захотелось коснуться ее прелестной шейки и поцеловать так, как целовал ее четыре года назад. И не только поцеловать.

Но она принадлежала другому. И сам Энцо за это время очень изменился.

Теперь он жаждал только одного – заполучить своего сына.

– Приятно говорить правду, не так ли? – стараясь не выдать своих чувств, бросил он. – Но скажи мне, Матильда, ты призналась бы, если бы не увидела меня внизу, в гостиной? Или ты оставалась бы такой же трусливой, как тогда, когда сбежала от меня в то утро?

* * *

У нее дрожали коленки, и, если бы не стена, она рухнула бы на пол у ног обутого в дорогущие туфли Энцо Кардинали.

Он стоял так близко, что у нее перехватывало дыхание. И хоть в его голосе слышались стальные нотки, акцент, с которым он говорил, только усиливал ее волнение.

Господи, как же она любила его акцент. Благодаря ему, придуманное ею имя звучало экзотично, по-особенному, тогда как она была самой заурядной особой на свете. А взять то, как Энцо нашептывал ей ласковые словечки на итальянском, когда прикасался к ней, когда овладевал ею…

Матильда судорожно вдохнула, пытаясь унять охватившее ее желание, что давалось ей с огромным трудом.

Генри всегда говорил, что она может завести себе любовника, если хочет, главное, чтобы об этом не узнали в прессе. Он не желал лишать Матильду секса, но ее пугала страсть, поглотившая ее при встрече с Энцо, поэтому она боялась снова заходить на эту территорию.

Ей казалось, что она прекрасно обойдется без физической близости, но, снова встретившись с Энцо, поняла, что заблуждалась. Ей не хватало секса. Не хватало самого Энцо.

Только она не смогла бы заняться с ним любовью, когда в комнате за ее спиной мирно посапывал Саймон, а внизу, в гостиной, находился Генри.

Ей следовало выбросить эти мысли из головы и постараться не допустить еще одну ошибку. Хватит того, что она скрыла правду от Энцо. Испугавшись его гнева, она сделала вид, что не понимает, о чем он говорит. Ей очень хотелось объясниться с ним, но у нее возникло чувство, что он увидит в ее словах одни только оправдания.

Если честно, она боялась увидеть их сама.

Но сейчас главное – не допустить, чтобы он отобрал у нее сына. Пусть Матильда не отличалась храбростью, но Саймон был ее ребенком. Она потеряла родителей и лишилась родного дома, так что не собиралась терять что-то еще.

И если Энцо хотел услышать правду, так тому и быть.

– Генри сказал, что ему не обязательно знать, кто отец Саймона. Поэтому я не сказала. А что касается тебя… Я узнала о том, что беременна, только через четыре месяца после возвращения в Англию. И потом… у меня ушло некоторое время, чтобы вычислить, кто ты такой. Ты ведь не назвал мне свое полное имя.

– Дорогая, меня легко разыскать. Если, конечно, задаться такой целью.

– Я нашла тебя, – выдавила Матильда. – И позвонила. Но ты не ответил на мой звонок. Трубку взял кто-то другой. Когда я все объяснила, этот человек обозвал меня лгуньей и попросил больше никогда не беспокоить тебя.

– Какой еще человек? – сверкнул глазами Энцо. – И ты так просто отступила? Кто-то сказал тебе не звонить, и ты не стала?

– Я не знаю, кто это был, – огрызнулась она. – Он не представился. И я… я подумала, что, возможно, ты не вспомнишь меня. Что ты не захочешь, чтобы к тебе заявилась какая-то неопытная рыжеволосая девица и заявила, что ты стал отцом.

Матильде становилось дурно при мысли, что при встрече Энцо мог не узнать ее или назвать обманщицей, как тот человек по телефону. Или и то и другое вместе. Особенно после того, как она впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему желанной.