Легкий флирт с тяжкими последствиями - [48]

Перед прилетом ее самолета в нашем аэропорту собралась большая толпа. Фотографы и репортеры, мы с Виппи Берд и Пинк с Чиком и Муном, и, конечно, Бастер с Тони тоже были там. Я впервые увидела Бастера в костюме и с модной короткой стрижкой: его волосы с боков были подстрижены настолько коротко, что можно было даже разглядеть кожу на голове. Он держал перед собой большой букет белых роз, от нетерпения перекладывая его из руки в руку. Ясное дело, он волновался, ведь хотя они с Мэй-Анной писали друг другу письма и слали по праздникам открытки, а иногда и разговаривали по телефону, но не виделись они уже почти четыре года.

– Думаешь, она меня узнает? – спросил Бастер Пинка.

– Думаю, нет, – ответил Пинк.

Бастер непринужденно рассмеялся и стал словно чуть ниже ростом.

Самолет приземлился, и пассажиры начали выходить, но Мэй-Анны среди них все не было – ее приезд был обставлен как появление драматической героини в кино. Наконец трап опустел, толпа замерла в напряженном молчании, она появилась из двери, и все сразу завизжали и засвистели, а громче всех мы с Виппи Берд. Мэй-Анна была вся в белом, с белым песцовым мехом на плечах и в маленькой белой шляпке с белой вуалью. Она помахала рукой с вершины трапа, и Бастер сорвался со своего места, взлетел по ступенькам, вручил ей букет белых роз и обнял ее у всех на глазах. Понятно, она играла эту сцену, как профессиональная актриса, но мы с Виппи Берд не могли не видеть, что она тоже взволнована, и всего лишь на мгновение, когда она пожимала ему руку, она снова стала прежней Мэй-Анной Ковакс. Затем она снова превратилась в Марион Стрит и маленькими осторожными шажками стала спускаться вниз по ступеням, а потом принялась раздавать белые розы подбежавшей к трапу восторженной толпе. Тут мы с Виппи Берд успели заметить, что на ее белых шелковых чулках не было ни одной затяжки.

Мы стояли с краю толпы, так что Мэй-Анна, которая рассылала воздушные поцелуи и раздавала автографы, сначала нас не заметила. Потом Бастер провел ее к микрофону, где ее уже ждали главные лица города: мэр, директор городского театра и главный менеджер электрической компании. Сначала они по очереди пожали ей руку, потом директор городского театра сказал небольшую речь, но Бастер за все это время не произнес ни слова, он просто стоял, пожирая Мэй-Анну глазами. Затем Мэй-Анна, голосом таким сладким, словно рот ее был набит карамелью «Тутси», поведала присутствующим, как она взволнована, вернувшись в этот лучший из городов Соединенных Штатов, и о том, как она исколесила всю страну вдоль и поперек, что было неправдой, и не нашла места лучше, чем наш Бьютт. Она сообщила, что ее давним и сокровенным желанием было вернуться однажды в Бьютт и остаться здесь навсегда.

Теперь нам с Виппи Берд стало ясно, откуда репортеры берут всю эту чепуху.

Где-то в середине своей речи Мэй-Анна заметила нас с Виппи Берд и, вдруг оставив свой деланый тон, закричала во весь голос, словно старьевщик: «Виппи Берд и Эффа Коммандер, немедленно идите сюда! Эй, пропустите этих девчонок!» Мы подбежали и обняли ее под одобрительный визг толпы. «Это мои лучшие подруги», – объявила Мэй-Анна, и все снова завизжали и засвистели. Все эти люди были нам совсем незнакомы, и мы до сих пор не знаем, кто они были. Потом Мэй-Анна спросила, где Мун, и Пинк с Чиком принесли его. Мэй-Анна поцеловала младенца, оставив на своей вуали след губной помады «Макс Фактор». Репортеры не упустили возможности заснять эту сцену, и таким образом Мун оказался самым юным из известных мне людей, чей портрет украсил обложку журнала «Монтана стандард».

Когда Мэй-Анна закончила выступление и толпа разошлась, ее пресс-секретарь попытался отогнать нас, но Мэй-Анна сурово взглянула на него и жестко произнесла: «Это мои подруги, и они останутся со мной». Так что мы остались, а вернее сказать, отправились в «Финлен» в ее апартаменты пить джин. Когда мы вошли в «Финлен», то сразу поняли, как высоко она вознеслась: ей не надо было ни регистрироваться, ни вносить аванс за проживание, ни даже ждать лифта – ее ждал специальный лифт, к которому никого не подпускали.

Мэй-Анна была так занята, что мы не могли даже как следует поговорить: в этот же вечер ей предстояло быть на премьере, а на следующий день было назначено открытие сиротского приюта, где она торжественно перерезала ленточку, потом они все ехали на Холмы, где должен был состояться пикник на фоне шахтных копров и отвалов, который должны были снимать для журналов и кинохроники. Мэй-Анна попросила нас с Виппи Берд прийти послезавтра на благотворительный чай, но мы ответили, что ничего не понимаем в чае.

Мэй-Анна позвала своего пресс-секретаря. «Я еще до отъезда сказала, чтобы Синг-Синги внесли моих подруг в список приглашенных на благотворительный чай». Синг-Сингами[4] она иногда называла братьев Уорнер из-за их привычки подгонять этими словами вялых актеров. Секретарь пожал плечами и ответил: «Я переслал списки дамам из благотворительного общества». – «Мои подруги должны быть там вместе со мной. Понятно?» Тот ответил, что все уладит. Мэй-Анна обернулась к нам и сказала, что эти люди беспрерывно делают ошибки. Пресс-секретарь признал, что она, к сожалению, права и что он не должен был доверять федеральной почте.