Легкий флирт с тяжкими последствиями - [2]

Туристы – вот еще одно наше чудо. Полчища их со всей страны съезжаются в наш город, но нами при этом вовсе не интересуются. В одинаковых кепках-бейсболках и тренировочных костюмах, они слоняются по городу, стараясь найти себе подобных. Нас люди в бейсболках едва замечают, но, завидев друг друга, здороваются с дружелюбием солдат союзных стран, встретившихся на вражеской земле. И в Хантере Харпере туристы безошибочно признают своего, хотя он и не носит тренировочного костюма.

Тем не менее лучшие представители этого племени все-таки приходят к нам с Виппи Берд поговорить.

Обычно все они бубнят одно и то же: как много времени сегодня они провели за рулем и как устали или какое у нас здесь холодное место. А затем, демонстрируя дружеское расположение, начинают расспрашивать нас об истории нашего городка. И тогда Виппи Берд пускается в долгие и обстоятельные рассказы о медных королях, когда-то сколотивших здесь состояния и державших особняки и скаковых лошадей, или рассказывает им о парке Коламбия-Гарденз – лучшем парке во всем штате. Между прочим, это ведь то самое место, где Бастер дебютировал как боксер.

А потом, если она в ударе и если у нее достаточно времени, она поворачивает разговор так, что эти люди жалеют о своих расспросах. Если же она чем-то занята или озабочена, то обычно позволяет им сразу и без обиняков перейти к сути дела, а иногда даже и сама провоцирует их на то, чтобы они задали ей свой главный вопрос. Но все-таки ей страшно нравится томить их, заставляя кружить вокруг да около, пока они наконец не наберутся смелости спросить о той единственной вещи, которая всем им не дает покоя. И рано или поздно это обязательно происходит, словно стандартный десерт к неизменной туристской яичнице с беконом.

Ну вот хоть бы вчера – Виппи Берд как раз находилась за стойкой, так как посетителей было достаточно, а Альта, наша постоянная официантка, ушла лечить свои мозоли. Я тоже иногда помогаю в ресторане, если вдруг возникает такая необходимость, но в свое время, когда мы с мужем держали собственное заведение, я наготовилась на сто лет вперед и потому зареклась стоять у плиты. Так что в этот раз я просто сидела на высоком табурете возле стойки и наслаждалась утренним кофе.

Виппи Берд вполуха слушала, что говорил ей этот дядя. «Вот настоящий пустомеля», – подумала я. Сначала он выяснял, свежие ли у нас яйца и из какого мяса сосиски, и вообще прошелся по всему меню, пункт за пунктом, потом поинтересовался, нет ли у нас обезжиренного молока и нельзя ли приготовить для них с женой черничные оладьи вместо простых. Потом он спросил свою жену, помнит ли она, как в 1979 году в штате Вермонт их угощали блинчиками со свежей черникой. Я давно заметила, что толстяки вообще очень любят поговорить о еде. Наконец, заказав для нее и себя простые оладьи – других у нас не было, – он решился перейти к главному.

– Вы местная? – спросил он с деланой небрежностью.

– Всю жизнь была местной, мистер, – ответила ему Виппи Берд.

– Знаете, мэм, я где-то читал, что Марион Стрит была родом из этого города.

– Что за Марион Стрит? – спросила Виппи Берд. – Это человек или улица?

Эту ее шуточку я слышу уже в тысячный раз, но все равно вынуждена ставить чашку на буфетную стойку, чтобы не расплескать ее от смеха.

Туристам обычно тоже нравится этот каламбур, но по какой-то другой причине, чем нам. Ведь только мы с Виппи Берд знаем, откуда взялся этот псевдоним – Марион Стрит. Хантер пишет в своей книге, что по-настоящему ее звали Мэй-Анна Ковак, но и тут он ошибся. Если уж на то пошло, ее фамилия на самом деле была Ковакс, но это ничуть не проясняет происхождение псевдонима. А дело было так: когда ей вдруг ударило в голову выдумать себе прозвище позаковыристей, мы с Виппи Берд просто посмотрели вокруг и случайно заметили табличку с названием улицы – Марион-стрит. И долгое время спустя Мэй-Анна признавалась, что лучшего псевдонима выдумать было невозможно. Когда я рассказала эту историю Пинку, он заметил, что, на наше счастье, мы шли тогда не по улице Красных Фонарей.

Наконец этот толстяк с заговорщицким видом перегнулся через стойку и, обдавая нас с Виппи Берд запахом потных подмышек, вполголоса произнес:

– Я слышал, что Марион Стрит работала в одном из местных борделей…

Он вернулся на свое место за столом, и его жена, ущипнув его за локоть, тихо сказала:

– Гарольд, не надо…

Как раз в это время Виппи Берд, стоя у плиты, жарила им оладьи. С каменным лицом она медленно повернулась в их сторону и как бы в растерянности наклонила сковородку так, что пара оладьев скатилась с нее на пол.

– То есть вы хотите сказать, сэр, – она была шлюхой?! – спросила она так громко, что ее слова были хорошо слышны на улице.

Но никто из прохожих даже не задержался – все давно привыкли к этой сцене, которую она разыгрывала уже сотни раз.

Толстяк покраснел, как кетчуп «Хайнц-57» у него на столе, правда, это был не совсем настоящий «Хайнц-57», ведь Джо Мэйпс наливает в фирменные бутылки дешевку, которую покупает на галлоны. Виппи Берд небрежно смахнула толстяку на тарелку то, что еще оставалось у нее на сковородке, и с оскорбленным видом вернулась к плите, но я-то знала, с каким трудом она сдерживает смех.