Легионы огня: из темноты - [3]

Заметив меня, она охнула и попыталась вытереть лицо. В результате еще сильнее размазала косметику по щекам, став похожей на ведьму из старых сказок.

— Я…. прошу прощения, Ваше Высочество, — сказала она, оставив отчаянные попытки привести себя в порядок. — Понимаете…. я не ожидала, что вы решите нанести визит…

— Успокойтесь, Мэриел, — сказал я, а потом достал из кармана своего белоснежного жилета носовой платок и протянул ей. Если честно, не могу передать словами, насколько я презираю традиционный белый цвет императорского одеяния. Майкл Гарибальди, мой старый друг на Вавилоне 5, однажды назвал его «костюмом цвета сливочного мороженого». [4] Не знаю, что именно он хотел этим сказать, но сомневаюсь, что это был комплимент. Не могу винить его за это, я сам нахожу в этом костюме очень мало привлекательного.

— Успокойтесь, — повторил я. — Я оказался здесь случайно. Просто шел мимо и услышал, что кто-то плачет. Вокруг так много тех, кто нуждается в помощи, — и я махнул рукой в сторону города. — Я не могу уделить внимания им всем. Но, по крайней мере, я могу помочь той, кто живет здесь, в этих четырех стенах, не так ли?

— Это так любезно с вашей стороны, Ваше Высочество.

— Оставьте нас, — сказал я гвардейцам. Дансени, со свойственной ему тактичностью, остался ждать в коридоре.

— Оставить вас, Ваше Высочество? — они были преисполнены подозрительности и медлили с выполнением приказа.

— Да.

— По приказу премьер-министра Дурлы мы обязаны все время быть рядом с вами, — сказал один из гвардейцев. Я бы мог привести здесь множество утонченных описаний, которые бы подошли ему в качестве характеристики, но, пожалуй, не стану этого делать. Мои гвардейцы были все словно на одно лицо.

Вышеупомянутый мистер Гарибальди называл их «бригадой долговязых жокеев».[5] Оборот «долговязый жокей» понятен мне не больше, чем выражение «костюм цвета сливочного мороженого», но я могу сказать одно: несомненно, мистер Гарибальди умеет подбирать красочные определения.

— Ваша верность приказам достойна похвалы, — произнес я.

— Рад стараться, Ваше Высочество.

— Но вы не учли две вещи. Здесь нет премьер-министра. Зато здесь есть я.

А теперь убирайтесь вон, пока я не приказал вам арестовать самих себя.

На мгновение гвардейцы обменялись нервными взглядами, а потом благоразумно вышли в коридор. Я снова повернулся к Мэриел. К моему удивлению, она слабо улыбнулась и даже тихо засмеялась.

— Арестовать самих себя. Весьма забавно, Ваше Высочество.

— Учитывая наши прежние отношения, Мэриел, думаю, что ты можешь называть меня просто Лондо.

— Нет, Ваше Высочество, — просто ответила она, — полагаю, что мне необходимо всегда помнить о том, какое положение вы занимаете.

Удивительное отношение.

— Хорошо. Возможно, так будет даже удобнее.

Я сделал несколько шагов по комнате, заложив руки за спину, как будто проводил инспекцию.

— Итак, может быть, ты скажешь мне о том, что так тебя расстроило?

— Не вижу в этом необходимости, Ваше Высочество. Пустяки. Просто взгрустнулось.

— Может, тебя чем-то обидел Дурла?

— Дурла? — эта мысль, казалось, позабавила ее еще больше, чем мое предыдущее замечание. — Нет-нет. На самом деле Дурлы даже нет здесь. Он в последнее время очень занят. Очень занят.

Она опустила глаза, внезапно заинтересовавшись тем, что держала в руках.

— Я не виню его за это. У него так много дел.

— Да-да. Полагаю, для того, чтобы подорвать порядок в регионах и привести наш мир к полному разрушению требуется очень много времени.

Она явно была удивлена моим тоном.

— Он ведь ваш премьер-министр. Я думала, что он исполняет ваши желания.

Он служит Приме Центавра, а Прима Центавра — это вы.

— Да, так говорят. Император — это живое воплощение Примы Центавра.

Древнее высказывание. Великая традиция. Думаю, что теория нравится мне больше, чем практика, — я пожал плечами. — Как бы там ни было, Дурла делает только то, что ему угодно. Он больше не советуется со мной, я ему больше не нужен. — Я искоса посмотрел на нее. — Как и ты, думается мне. Может, именно поэтому ты плакала? Ты тоскуешь по нему?

— Тоскую? — на мгновение она задумалась, как будто эта мысль никогда раньше не приходила ей в голову. Если она притворялась, то делала это мастерски. — Нет, — задумчиво произнесла она, — вряд ли я скучаю по нему так…. как я тоскую по себе.

— По себе?

Она попыталась ответить, но замолчала, обдумывая свои слова. Наконец, она сказала:

— Я думаю о том, как могла бы сложиться моя жизнь, Ваше Высочество.

Верите или нет, но у меня были планы. Мне столько хотелось сделать, когда я была маленькой…. конечно, это были не особо важные дела, но я… — она замолчала и покачала головой. — Простите, я увлеклась.

— Все в порядке, — сказал я ей, — не думаю, что мы могли бы обсуждать подобное тогда, когда ты была замужем за мной, Мэриел.

— Меня учили говорить то, что положено, — грустно ответила Мэриел. — Говорить о своих печалях и недостатках не подобает благовоспитанной центаврианке.

— Верно. Совершенно верно, — и я замер в ожидании.

И снова я должен возблагодарить небо за то, что больше не влюблен в эту женщину. Я смотрел на это общение отстранено: так кто-либо с любопытством глядит на свежий рубец, потрясенный тем, что такая отвратительная корка могла появиться на его теле. Разговаривая с Мэриел, я в какой-то мере срывал эту корку. Так как она не собиралась откровенничать, я поторопил ее: