Легионер. Век Траяна - [84]

— Что? — переспросил Кука.

— Сожрать. Как говаривал Катон Старший: «Карфаген должен быть разрушен!»

— Ты — философ, и ты любишь войну? — с вызовом спросил Приск.

— Нет, не люблю. В отличие от Траяна. Но ты слышал, что болтал Мурена. Золота у Децебала столько, сколько чеканит Рим за двадцать или тридцать лет. Понимаете, о чем я? Тиресий напророчил мне двадцать лет ожидания и двадцать лет принципата. Значит, этих денежек хватит и мне, и Траяну. Сам-то я не особенно рвусь наверх. Пока. Пусть Траян воюет — он это умеет делать лучше всех… — Военный трибун обвел гостей долгим взглядом. Глаза его налились кровью, на лбу выступили капли пота. — А-а-а… вы же сейчас думаете, чего этот парень так разоткровенничался? — Адриан прищурился. — Да все очень просто, милые мои… Мы с вами вроде как заговорщики. И заговор наш будет длиться двадцать лет. Я — ваш патрон, вы — мои клиенты. Двадцать лет каждый из вас будет служить мне, пока не исполнится предсказание. А я буду следить, чтобы вы служили мне хорошо.

Зенон обошел всех легионеров и поставил перед каждым корзиночку с угощением, которую можно было взять с собой.

— Так мы не поедем с тобой? — спросил Квинт, просыпаясь.

* * *

Когда легионеры вернулись в казарму и вынули из корзинок куски курицы, завернутые в льняные салфетки, на дне у каждого нашелся кошелек с золотыми монетами. Всем досталось поровну — по десять золотых, то есть по тысяче сестерциев.

— Надеюсь, они не поддельные! — засмеялся Приск.

И осекся.

В казарму вошел Зенон и поставил перед Приском деревянный ящик.

— Лично тебе от Адриана, — сообщил вольноотпущенник и удалился.

Приск открыл ящик. Внутри стояли, плотно прижавшись друг другу, глиняные горшочки с разноцветными порошками.

Краски Адриана!

* * *

На другой день рано утром Адриан и его слуги тронулись в путь. Военный трибун ехал в первой повозке, устланной волчьими шкурами. Проезжая мимо восьмерки из пятьдесят девятой центурии, он выглянул, окинул молодняк внимательным взглядом.

Они салютовали ему, он поднял руку в ответ.

Часть II Траян

Глава I Усадьба Корнелия

Весна 851 года от основания Рима[111]

Эск

Новости из Рима приходили в лагерь довольно странные. Нерва, как и ожидали многие, скончался зимой, Адриан лично доставил дяде в Колонию Агриппины[112] известие, что тот отныне — властелин Рима. Но новый император не поспешил в столицу, а остался в Германии, инспектируя рейнские легионы, потом двинулся в Паннонию.

В Рим отправились его доверенные люди.

* * *

Хотя долгожданное пополнение прибыло в лагерь, под командой Валенса так и осталось восемь человек. Валенс продолжал их тренировать лично. Центурион надолго уходил со своими легионерами в горы, учил ориентироваться по солнцу, по стволам деревьев, по едва приметным следам. Еще учил, как надо бесшумно подкрадываться к человеку и убивать его ударом кинжала, прежде накрепко зажав рот ладонью. Или заставлял карабкаться по деревьям на самые макушки и осматривать местность. Опять же показывал, как взбираться по отвесной скале, и заставлял тренировать пальцы, катая меж ними часами речную гальку.

— Демосфен в рот гальку клал, — напомнил Приск, — а мы — под пальцы.

— Предлагаю в повязку на бедрах насыпать. Тоже для тренировки, — хихикнул Квинт, обожавший щегольнуть соленой остротой, но всегда не к месту. При этом он непременно краснел до ушей.

— У тебя что — проблемы, если нужны тренировки ниже пояса? — тут же сразил его в словесном поединке Кука.

— Чтобы троих девок за раз завалить. — Квинт покраснел еще больше.

— Так все равно у тебя денег на троих не хватит, — напомнил Кука.

На досуге Валенс заставил всех учить фракийский язык, для чего привел старого раба-фракийца и поселил в соседней комнате казармы. Потом брал с собой в канабу и заставлял общаться с местными по-фракийски. Их зачастую не понимали, или сами фракийцы с грехом пополам переходили на латынь. Кажется, фракийский язык был самой сложной частью их обучения.

* * *

Вторая зима в Мезии казалась чудовищно долгой, но вот, наконец, дохнуло с юга теплом, радостно по-весеннему засинело небо, днем стал подтаивать снег, а за ночь покрываться крепким настом.

— Поедешь со мной, Приск, — сказал Валенс как-то поутру.

В тот день уже вовсю текло с крыши барака, и радостная капель сулила близкое тепло и, возможно, первый настоящий поход для легионеров особой пятьдесят девятой центурии.

— Слушаюсь, центурион.

— В полном вооружении, — уточнил Валенс.

— Куда мы едем?

— Не слишком далеко. Корм для лошадей возьми. Сухари и фляга вина не помешают.

Лошадок выбрали смирных, Приск взял полюбившегося ему Крепыша. К тому же Валенс самолично нагрузил мула какими-то мешками и привязал поводья к седлу своей лошади.

Навстречу по дороге то и дело попадались крестьяне, обряженные в меховые плащи и безрукавки, непременно с кривым кинжалом у пояса, заросшие, вида самого зверского. Мезия никогда так и не была романизирована в отличие от других провинций. Любые ростки цивилизации тут начисто сбривало страшным дакийским фальксом, смывало наплывами варваров из-за реки.

Местные, в основном, ехали на запряженных мулами или волами повозках. Многие шли пешком, гнали овец, спешили в канабу, чтобы на другое утро в рыночный день продать выгодно зерно, скот и шкуры. Скорее всего, это потомки тех задунайских варваров, что еще во времена Августа переправились на правый берег с разрешения римских властей. Или тех, что уже при Нероне поселил в Мезии наместник провинции Тиберий Сильван.