Легионер. Век Траяна - [71]

Легионер скатился вниз по лестнице.

— Ну что? — спросил Кука, он пил из кувшина воду с уксусом, обильно проливая на грудь. — Как тебе девочка? — Он ухмылялся, довольный.

— Какая девочка? Там Адриан.

Скирон и Тиресий, ничего не понимая, смотрели на них.

В этот миг в нижнее помещение ворвался Адриан. Он был в ярости, глаза сверкали.

— Всех перебью! Всех!

Он налетел на Скирона и врезал кулаком в скулу.

Парень, ничего не понимая, отлетел к стене.

Не сговариваясь, легионеры стали хватать свои вещи, не находя кто плащ, кто калиги, кто флягу с вином. Адриан метался по комнате и награждал их пинками. Бил яростно, не милуя, а сила у него была зверская — будто фракийская кобыла лягала в бока или по спинам.

Второпях они бежали, как их предки под Каннами. Мерещилось, будто Адриан с мечом гнался за ними.

На самом деле Адриан остался в таверне.

— Зачем ты меня подставил? — спросил Приск, когда они оказались у ворот лагеря.

— Я? Что я тебе поставил? Фингал под глаз? — изумленно округлил глаза Кука. — Откуда мне знать, что там Адриан? Кстати, что он делал там, в гостинице?

— А ты как думаешь? — ответил вопросом на вопрос Приск.

* * *

Почти сразу после присяги «славную восьмерку» направили на первое серьезное дело.

В деревеньке, по преимуществу фракийской, по духу абсолютно варварской, ограбили и убили троих римских граждан. После смерти Домициана и воцарения Нервы Нижняя Мезия начала бурлить. То в одном месте, то в другом вспыхивали беспорядки, попахивало открытым бунтом.

Легат Наталис потребовал от общины выдать убийц и отправить их на суд наместнику в Томы, но старейшина отказался и даже посмеялся над посланным, пригрозив, что и его прирежут, не моргнув, а все эти земли вскоре окажутся под дланью Децебала, не римской власти указывать людям, что живут тут испокон века.

Получив такой ответ, легат легиона отправил две центурии легионеров и сотню ауксиллариев с приказом — деревню разграбить, всех жителей, женщин и мужчин, пленить и в кандалах доставить на невольничьи рынки, но прежде вызнать, кто убил, убийц отправить наместнику отдельно под особым конвоем, а не скажут — перебить всех мужчин старше четырнадцати, никого не пожалев.

Восьмерку Валенса присоединили к этим двум центуриям, дабы испытать, на что годны новички.

В деревню легионеры ворвались на рассвете, сразу же запалили с четырех сторон дома. Ломали двери, стены, вытаскивали наружу и вязали всех, кто попадался под руку. Следом вытаскивали из домов всю рухлядь. Местные почти не сопротивлялись — никто не ожидал нападения, почти все были безоружные, только двое или трое успели схватиться за мечи, но двоим или троим даже сильным бойцам не сладить с двумя центуриями легиона.

И лишь когда уже дело было слажено, связаны пленники, а скарб, хоть сколько-нибудь ценный, свален на телеги, скот согнан, и легионеры пошли с факелами поджигать не успевшие заняться дома, как стена одного из домов лопнула, и наружу выскочил здоровенный, высоченный фракиец, вооруженный двуручным фальксом. Бородатый, голый по пояс, с налитыми кровью глазами, он был страшен. Заорав, он вздел над головой руки, готовый крушить и рубить. И тогда Приск мгновенно рухнул на одно колено и всадил свой гладиус по самую рукоять ему в живот. Дак покачнулся, с изумлением глянул вниз, потом руки его все же опустились, но очень медленно, Приск успел перекатиться по земле и ускользнуть. Фракиец, нанеся удар наискось и всадив клинок в землю, покачнулся и стал медленно валиться на бок, изо рта его хлынула кровь. Странно, но во время всего этого эпизода — несколько мгновений, не дольше, — Приск не испытывал ни страха, ни волнения, вообще ничего. Он просто заледенел внутри, и казалось, что кто-то другой движется, наносит удары, уворачивается.

Фракиец наконец рухнул на землю.

Этого, убитого Приском, здоровяка и еще одного, которого прикончил Валенс, общинники назвали убийцами. Так это или нет, никто дознаваться не стал, тела погрузили на отдельную телегу, положили каждому убитому на грудь дощечку с надписью «преступник» и отправили наместнику.

Караван с пленными и добычей в Томы должен был сопровождать отряд ауксиллариев, остальным полагалось вернуться скорым маршем назад в лагерь.

Повалил снег, густой, пушистый. Потеплело.

«Как легко мы отнимаем жизнь. Жизнь и свободу, — думал Приск, глядя на жалкий караван ободранных грязных людей, что тащились за чередой повозок с их собственным скарбом, который отныне им уже не принадлежал. — Кто дал нам на это право? Потому что мы сильны? Или потому что вообразили, что лучше других управляем миром? Мы требуем повиновения и страшно караем за малейший намек на бунт. Если бы я родился в этой деревне, сейчас я бы шагал в этой колонне, а рядом плелись бы моя мать и моя сестра, которых изнасиловали легионеры. Но я родился в Риме. Я родился в Риме — вот и вся разница. Или все же не вся?»

— Дым! — вдруг закричал кто-то. — Дым!

Все враз повернули головы. На востоке в морозном воздухе поднимался сиреневый дым, густея, он становился черным.

— Сигнальный? — спроси Кука.

— Усадьба ветеранская горит, — отозвался Валенс.

Сказал спокойно, буднично. В самом деле, явление для этих мест было обычное.