Легенды света и темноты - [2]

Легко бежала красавица Айна, только пыль и мелкие листья порхали из-под босых ее пяток. Но быстро бежал и Еэнн, тяжелые ноги его топтали птичьи гнезда, калечили неловких зверей, не умеющих увернуться. Медленнее его бежала Айна, потому что на бегу смотрела, чтоб не наступить, не ударить случайно маленькое зверье, не сломать веток старых деревьев. Помогали они красавице, то тропу заслонят, то под ноги охотнику кинутся, то в глаза сухих листьев набросают. Заревел тогда Еэнн и, оглядевшись, увидел на поляне зайца. Схватил его за длинные уши, крикнул:

— Смотри, женщина! Смотри, как я вырву ему трусливое сердце и съем!

Пискнул заяц и повис, лапы растопырил, а глаза от страха и боли свел к носу.

Всплеснула руками светлоликая Айна, и на бегу остановилась так, что и ветер остановился, и туча забыла пролиться дождем, и камни забыли стучать друг о друга. Тихо-тихо было, когда шла она назад, протягивая Еэнну руки:

— Отпусти маленького, сильный мужчина. Я иду к тебе…

Засмеялся Еэнн, одной рукой держа за уши зайца, а на другую намотав рыжую косу Айны. Хотел было ударить зверька оземь, раз девушка все равно у него. Но посмотрел сверху в ее глаза… И отпустил зверя.

— И меня отпусти. Я сама пришла к тебе и не убегу.

Пошли они рядом. В самую глубину леса повела Айна Еэнна, под низкие ветви, туда, где свет был только от ее рук и лица, а больше там света и не было. Легла Айна на темный мох, вытянула руки и закрыла глаза. И стало под ветвями еще темнее. Лег рядом с ней и Еэнн, не отрывая глаз от светлого лица. Хотел по привычке своей скрутить сильно, сжать, чтоб крикнула, чтоб кровь у него заиграла, но тек светлый свет из ее лица, от высоких скул, от бледных сжатых губ, да такой свет, что смуглая кожа мужчины побледнела и сама засветилась.

Не спали они. Словно змеи сплетались тела, проминался под ними лесной мох, колыхались гибкие ветви. А после заснул Еэнн, закрыв темные глаза. А красавица Айна села рядом, убирая в косу огненные волосы, и смотрела, как светится во сне его лицо. Пела песню любви, непрошеной и грустной.

На звук этой песни, тихо ступая, шли через лес мужчины и были их лица сердиты и мрачны, а в руках сжимали они толстые палки. Нашли старое дерево, укрывшее Еэнна и Айну, окружили и кинулись на гостя. Вскрикнула Айна, простерла руки над спящим, не давая дотянуться. Но уже проснулся Еэнн. Выдернул из своей сумки тонкую ветку, острую, как жало, вскочил и воткнул ее в грудь первому, кто подбежал. Зашатался мужчина, схватился за грудь. А оттуда закапала на мох, на листья кустарника красная кровь. И все расступились. Только вскрик Айны и хрип раненого, что умирал на листьях.

И умер первый из неумиравших до того времени. Стояли люди, глядя и удивляясь. Стоял Еэнн, держа в руке еще одну ветку-жало. Наклонилась над умершим Айна, омыла его лицо синими слезами небесных глаз. И тоже встала.

— Ты, Еэнн, принес нам смерть. И любовь. Ничто не будет, как раньше. Видно, пришли новые времена, но как грустно жить до времени и через время, провожая старое и зная, что он ушло, как утекает вода из реки в море. Я ухожу, мне здесь не место теперь. И ты уйдешь, потому что и ты полюбил.

Вышла она из-под полога листьев, подняла лицо к светлому небу, и поднялась в него. Только волосы вспыхнули красным огнем. Закричал тогда Еэнн от боли в раненом сердце, — вроде, и не ударил его никто, а рвется грудь на куски. Поднял руки к небу, где в синеве засияло лицо красавицы Айны, обжигая глаза до слез.

— Возьми меня! — закричал.

— Иди, — ответила Айна, — но мы не встретимся больше. Я буду днем, ты — ночью. Когда я в небе, ты будешь спать. Когда ты выйдешь на небо, я уйду. Слишком много несчастий, когда мы с тобой вместе.

— Все равно! — крикнул Еэнн. Поднял руки и растворился в синеве дня.

Люди ушли в деревню. Но Айна правду сказала в своем плаче. Смерть отворила ворота для ночи. И мужчины и женщины не забыли Еэнна. Стали учиться ходить на охоту, стали спорить и ссориться. Смотрел на них сверху Еэнн, ухмыляясь бледным ликом. А потом выходила в небо светлая Айна, но и тогда людям не становилось легче. Терпела Айна, прятала свои слезы и потому взгляд ее обжигал огнем. Высыхали колодцы, и река позабыла, где ее берега, став ниткой среди камней. Ссорились люди из-за воды и еды. Звери, боясь, ушли в чащу, птицы, боясь, стали вить гнезда на верхушках деревьев. И только заяц, спасенный Айной, бегал поблизости, сторожил длинные уши, слушая и думая. Косил испуганными глазами.

И однажды, никому не сказав, побежал далеко, к серым скалам, где жило страшное, которое лучше не трогать, с которым нельзя говорить. Но заяц сказал:

— Страшное, невидимое, неслышимое! Сжалься над теми, кто полюбил! Дай им свиданий. Пусть светлая Айна и темный охотник любят друг друга, как могут. Может, тогда станет лучше всем?

— Ты просишшь за тех, кто чуть не убил тебя? — прошелестел ветер в странных деревьях.

— Да.

— Ты хочешшь им счастья? — зашуршало в странной траве.

— Да!

И все замолчало вокруг. Долго ждал заяц, боялся, но не уходил. Но время текло, извиваясь, и заяц, повесив уши, собрался упрыгать обратно. И тут зашуршало, зашелестело, посвистывая и поскрипывая: