Легенды о старинных замках Бретани - [35]

Вернулся рыцарь на свою скалу и опять увидел монастырь, — чистенький, выбеленный, утопающий в зелени, а колокол его все звонил таинственно-прекрасным, хватающим за сердце звоном.

Так прошел год. Рыцарь все сидел в своем замке на своей голой скале, не спуская глаз с монастыря, или же ходил по своей высокой замковой стене и слушал глубокий звон большого колокола, доносившийся к нему из чащи леса, но дороги туда он так и не нашел.

Но вот, в одно прекрасное майское утро вышла из ворот замка погребальная процессия: длинная вереница сестер-урсулинок медленно шла за гробом, покрытым монашеской мантией, поверх которой лежал венок из белых роз.

Смотрит рыцарь и бледнеет; кровь останавливается в его жилах; в тревоге спешит он навстречу погребальной процессии. Не обмануло его вещее сердце: в черном гробу в венке из белых роз лежала прекрасная дочь герцога.

В тот же день исчез рыцарь из своего замка, и никогда уже никто не встречал его. Замок его пришел в полное запустение: стены потрескались и развалились, крыша как-то съехала на сторону и вся заросла диким шиповником.

Лет через пятьдесят умер в Иерусалиме старик, привратник храма Господня. Был он для всех чужой, хотя и прожил тут не один десяток лет. Чужие положили его в гроб, никто не стоял возле него, никто не скорбел об умершем, никто не плакал, когда пришли люди с молотком и гвоздями, и бедный старик навеки скрылся под крышкою гроба.

— Кто-то был он? — равнодушно спрашивали люди.

Да, кто был он? Думается нам, что был он тот самый рыцарь, замок которого высится на скале над цветущей долиной, где в темной лесной чаще, в монастыре урсулинок, так торжественно и протяжно звучит церковный колокол, возвещая миру о смерти.

Несколько сот лет прошло с тех пор, и все изменилось в цветущей долине С. Бриё: вырос тут и город, прошла неподалеку и железная дорога; кипит здесь новая, суетливая жизнь, и некому думать о старых временах. Но над развалинами замка, говорят, все носятся две белые тени, — каждый невинный ребенок может видеть их: они никого не пугают, никому не причиняют зла, и чудный звон колокола по-прежнему торжественно и протяжно звучит откуда-то из темной чащи зеленого леса.

СТАРИК

По дороге из Трегье в Треву, несколько в стороне, стоит старая часовня, окруженная запущенным, совсем заросшим кладбищем, на котором давно уже никого не хоронят. Около часовни виднеются остатки какого-то здания.

Старожилы говорят, что это был замок, разрушенный якобинцами во время революции, но что и до того времени, примерно лет сто, никто в нем не жил, и разрушать его не было нужды, — и сам собою разрушился бы он в самом недалеком будущем.

Замок этот был не древний, — построенный не ранее XVI века, и принадлежал мирным бретонским помещикам. Но лет за сто до революции вся семья вымерла, и доживал здесь свой век только последний потомок ее, — одинокий, грустный и молчаливый старик.

Вырос он в этом замке; здесь, на кладбище, прилегавшем к нему, похоронил всех своих близких и остался доживать свой век вдвоем с преданным ему слугой, таким же стариком, как и он сам.

Когда люди высказывали удивление, как это живут они в таком уединении одни-одинешеньки, они всегда отвечали с улыбкой:

— А вы не считаете наших дорогих покойников, что лежат тут же, под самыми окнами нашего замка? Право, мы в большом обществе!

Дом стоял на вершине довольно высокой горы, и подъем к нему был очень крут, а потому старики наглухо заперли ворота своего замка и сообщались с внешним миром лишь через старое кладбище, откуда путь шел совершенно пологий.

Окрестные женщины очень любили обоих кротких, безобидных стариков и помогали им, чем могли, — чинили им белье, носили им молоко и оказывали всякие другие мелкие услуги. В кладбищенской часовне всегда горели лампады, и те же женщины помогали им поддерживать в них постоянный огонь.

Но вот, в один прекрасный день пришел слуга в деревню и позвал в замок сиделку, — очень плохо было его господину. На другой день позвал он и другую, чтобы они чередовались у больного.

Недели две лежал уже старик, не вставая с постели, и было ясно, что не сегодня-завтра выроют новую могилу на старом кладбище около замка. Ни священника, ни доктора не звал, однако, к себе больной. И стали сиделки приставать к старому слуге, как это берет он на свою душу такой тяжкий грех, — вдруг умрет его господин без покаяния.

Решился слуга переговорить с больным и в тот же вечер, укладывая его на ночь, сказал ему об этом.

— Ну, что ж? Завтра пораньше утром сходи в Трегье и попроси кюре придти ко мне. Давно уже и сам я собирался причаститься да все откладывал, — думал, поправлюсь немного и сам схожу в церковь. Да видно, уж не поправиться мне!

С вечера сказал слуга сиделкам, что рано утром пойдет он за священником, и лег спать. Но плохо спалось ему, — все думал он о том, как пойдет он к кюре и что ему скажет, что, пожалуй, тот еще не захочет идти напутствовать больного, который так давно уже хворает и только теперь собрался пригласить его. Такие и подобные им мысли долго не давали ему заснуть.

Но вот, услыхал он, что поют петухи. Встал он тихонько, вызвал сиделку и сказал ей, что идет за кюре, так как дорога дальняя, и кюре должен успеть побывать тут до обедни.