Легенды ночных стражей 2: Путешествие - [36]

— Но почему? Я не понимаю! Никакой я не особенный!

— Можешь не понимать, да только это так. Ты отмечен.

— Отмечен? О чем ты говоришь?

— Эзилриб разглядел это. Этот старик видит своим косым глазом то, что другим недоступно. Признавайся, парень, видно тебе уже приходилось иметь дело с углем? Тут нечего стыдится! Великий Глаукс, это же здорово! Сдается мне, ты уже когда-то летал с угольком в клюве? — Бубо склонил голову набок и пристально посмотрел на Сорена.

— Летал… Но потом я смыл копоть с клюва, честное слово.

— Вот оно что! Я же говорю, что ты отмечен. Только никто этого не видит, кроме старого Эзилриба. Он мудрый старик, Эзилриб. Суровый, но умный. Самый умный во всем нашем Древе. И выбрал он именно тебя. Значит, тебе придется стать тем, кто ты есть, Сорен.

«Стать тем, кто ты есть? Что это значит?» Сорен и сам пока не знал, кем ему хочется стать. Зато он точно знал, что не хочет быть в клюве вместе с Отулиссой, да еще под началом противного старого Эзилриба. Совенок долго думал над словами Бубо, когда отзвучала песня мадам Плонк, и Гильфи с Сумраком и Копушей крепко уснули в своих гнездах. Вернее, ему казалось, что они уснули.

Он считал так ровно до той минуты, когда тихий голос Копуши просочился сквозь белесый свет, лившийся из отверстия дупла.

— Сорен, у тебя все в порядке?

— Да. А что?

— Просто я беспокоюсь. С самого распределения ты ходишь притихший, и даже на чаепитие сегодня не пришел.

— Не волнуйся, Копуша. И вообще, тебя это совсем не касается.

— Нет, касается.

— А я говорю — нет. Ты слишком много суетишься. Беспокойся за себя, понял? А меня оставь в покое. Это не твое дело.

— При чем тут дело, Сорен? — добрый голосок Копуши прозвучал тверже. — Просто я такой, какой есть. Я не могу быть другим.

— Это еще что значит?

— Ты, наверное, думаешь, что я только пещерная сова с длинными лапами, приспособленными для бега и выискивания следов? Но я не просто комок перьев на длинных лапах! Это очень трудно объяснить. Но я многое чувствую. И сейчас я чувствую, что тебе плохо. Я знаю это, потому что у меня желудок разрывается от жалости к тебе.

Сорен моргнул. Копуша только что сказал почти то же самое, что и Бубо. Когда Сорен спросил кузнеца, почему тот живет в пещере, Бубо ответил, что он не просто виргинийский филин.

Иными словами Бубо, как и Копуша, был не просто пучком перьев с лапами и крыльями. Он был чем-то большим, и это большее привело его в земляную пещеру, чтобы жить рядом с металлами, которые он знал и умел обрабатывать. Может быть, именно это имел в виду Бубо, когда сказал, что Сорен должен стать тем, кто он есть? Может быть, подлинная сущность любой совы намного больше ее родовых признаков? От таких мыслей у Сорена даже сердце забилось быстрее.

А потом Копуша задал совершенно немыслимый вопрос:

— Как ты думаешь, Сорен, что значит быть совой?

— Не знаю. То есть я не понимаю, о чем ты спрашиваешь.

— Я и сам не до конца понимаю, — вздохнул Копуша. — Вроде это так просто, да? То есть существует много признаков, которые отличают нас от остальных птиц, но ты же не скажешь, что обладать этими отличиями и значит быть совой? Разве нас делает совами способность поворачивать голову за спину, бесшумно летать и видеть в темноте?

— Слушай, Копуша, а зачем ты все это спрашиваешь? На эти вопросы все равно нет ответов.

— Может быть, именно поэтому я их и задаю… У меня дух захватывает, когда я об этом думаю. Это означает, что на вопрос: «Почему мы совы?» — существуют какие-то совершенно неожиданные ответы. Понимаешь, мне что-то подсказывает, что я гораздо больше, чем просто сильные лапы и слабые крылья. И ты тоже, Сорен — на самом деле ты нечто большее, чем твой белоснежный лицевой диск, чуткие уши и пронзительные черные глаза.

Что и говорить, Копуша был странным совенком! Сорен выглянул из дупла наружу, где нежное утро уже начало сменяться ослепительным блеском полдня. Интересно, правду ли сказал Копуша про неожиданные разгадки совиной сущности? И если это так, то что это означает для него, Сорена?

Совенок посмотрел на своих мирно спящих друзей: огромного Сумрака, жемчужно-серого в лучах утреннего света; Гильфи, похожую на крошечное пыльное пятнышко размером не больше когтя Сумрака, и на Копушу с его голыми голенастыми лапами, странно длинными и жилистыми, коротким хвостом и смешной плоской головой.

Потом Сорен вспомнил, как, мечтая о Великом Древе Га'Хуула, они с Гильфи представляли его полной противоположностью ненавистному Сант-Эголиусу. А оказалось, что это гораздо больше. Может быть, и он тоже когда-нибудь станет больше. Сорен уснул только тогда, когда клювовидное отверстие дупла окрасилось белым светом полдня.

ГЛАВА XVI Голоса в корнях

— Ш-шшш, — шипел кто-то прямо на ухо Сорену.

— Гильфи, ты спятила? Зачем ты поднялась в такую рань? Сейчас же день белый!

— Нисколечко я не спятила!

Сорен видел, что маленькая Гильфи так и подскакивает от нетерпения.

— Сорен, сейчас в парламентском дупле состоится очень-очень важное собрание!

— И что?

— Сорен, мне кажется, они собираются говорить о полосатой неясыти, и.. — Гильфи сглотнула и крепко зажмурилась, — и…и… — вообще-то Гильфи очень редко испытывала недостаток в словах, — и о «вы еще пожалеете».