Легенды нелегальной разведки. Из истории спецслужб - [189]

Самое главное, что мы добрались и никому не придется проводить опознание наших останков.

Когда все закончилось и нам принесли термос с ароматным кофе и бутерброды, мы, как дети, долго не могли унять нахлынувшей радости. Оказывается, мы были ужасно голодны. Или нам это казалось? В довершение Джеймс достал свою фляжку и разлил ее содержимое по трем чашкам. Поровну и по-честному. Посмотрев друг на друга, мы молча выпили. Только сейчас я почувствовал усталость после долгого дня и всех сопутствовавших ему приключений. Мы были грязные, запыленные, измученные долгим ожиданием. Но мы были счастливы!

В машине нас было трое, как и тогда. Петляли воспоминания, петляла дорога между горными хребтами, то убегая в тоннель, то вырываясь на равнину, то спускаясь в ущелье. Что спасло нас тогда? Профессионализм или удача? Я не знаю. И, наверное, ответ на этот вопрос можно искать всю жизнь.

Рабин

Известие о выстрелах в Тель-Авиве прозвучало, словно раскаты грома из давно сгущавшихся туч.

Отрабатывая в это время специальные программы с сотрудниками государственных польских служб, я сразу столкнулся с рядом вопросов, гипотез, версий. Что бросалось в глаза, так это недоумение и растерянность, которые сквозили в каждом вопросе. Обобщенно это можно было бы сформулировать одной фразой: «От них мы этого никак не ожидали!»

Шок был немалым, ведь все, кто занимается вопросами подготовки людей для специальных видов деятельности, кто сам работал или работает в специальных подразделениях своих стран, были убеждены (и небездоказательно) в практически непоколебимом авторитете и высочайшем профессионализме израильских специалистов. И вдруг как ушат холодной воды.

Я мысленно прокручивал в голове события почти годичной давности. Вспоминал дискуссии и беседы в Тель-Авиве, Иерусалиме, на тренировочных базах и в учебных центрах Израиля. Безапелляционность суждений и уверенность в обладании истиной в последней инстанции была просто абсолютной. Ни малейшего колебания или отхождения от собственной доктрины, никакого сомнения в наивысшей компетентности своего персонала. И в то же время тихий сбор новой информации для последующей адаптации, перекомпоновки ее частей, замены чужого лейбла на собственный с последующим выпуском в свет еще одного шедевра якобы чисто израильской методики.

Любая система имеет определенные и четко очерченные этапы в своем развитии. Можно проходить их медленнее или быстрее, но не учитывать их нельзя. Такая беспечность может привести к плачевным результатам. А уподобление страусу путем закапывания головы в песок может стоить этому страусу не только пучка перьев из задних частей тела, но и самой жизни.

Специалисты восхищались операцией «Энтеббе» по освобождению пассажиров самолета французской авиакомпании, захваченного террористами, операцией по поимке нацистского преступника Эйхмана, операцией, последовавшей после кровавого инцидента на Олимпиаде в Мюнхене, успехами в Шестидневной войне и многим-многим другим. Но то, что по плечу молодым офицерам, охваченным идеалистическими или (а скорее всего, не или, а и) честолюбивыми порывами, становится навязчивой идеей тех же офицеров, но уже в возрасте моложавых генералов. Начинает превалировать некоторая шаблонность, повышается уровень осмысленности, а значит, уменьшается роль здорового авантюризма. Поступь становится более степенной, и неудержимый аллюр молодости постепенно переходит в размеренный шаг, из которого сложно мгновенно перейти в галоп.

Успокоенность и вера во всемогущество своей службы, а с другой стороны — недооценка возможного противника, дорого обходятся. Особенно опасно убеждение в отсутствии диады внешних и внутренних противников. Аксиома «кроме своих, никто не предает» остается незыблемой. Враг не может предать по определению, потому что это враг. А предать может только свой, находящийся внутри, в ближнем окружении, доверенный, наделенный полномочиями. В свое время мои собеседники кичились тем, что почти 98 процентов террористических актов в Израиле раскрываются в момент подготовки, а остальные пресекаются на этапе реализации.

Но вот — очередное убийство. С точки зрения жителя России середины девяностых годов XX века, привыкшего к спискам убитых на страницах газет, это не более чем обычный теракт, только предпринятый в отношении представителя другой страны. С точки же зрения Израиля, где одно заказное убийство не перестает будоражить страну по два-три года, и с точки зрения мирового сообщества, ищущего мира и выгоды для своих интересов на Ближнем Востоке, это одна из величайших трагедий, способная изменить расстановку политических сил в регионе.

Мозаика мнений и фактов разбросана, словно горсть изумрудов на столе гадателя. Что ж, не будем закрывать глаза на мозаичность ситуации и попробуем поймать отблески единого Солнца на гранях драгоценных камней. Истины мы наверняка не постигнем, но ее предпосылки кроются в нас самих, в людях, а значит, и начать надо с героя этих трагичных событий.

Ицхак Рабин был сабра, что означает — уроженец Израиля. Во время Второй мировой войны он воевал в составе Еврейского легиона, затем сражался против британской армии, будучи членом «Пальмах» — одного из ответвлений сионистского движения, ставшего впоследствии ядром будущей армии Израиля. В двадцать шесть лет полковник Рабин был самым молодым офицером в армии Израиля, а в тридцать два стал генералом. В сорок пять он ушел в отставку, как того требовал закон, и был отправлен послом в Вашингтон. Пройдя все войны середины XX века, Рабин так характеризовал свой путь: «Двадцать семь лет я был солдатом. Я сражался так долго, поскольку полагал, что невозможно поступить иначе». В 1973 году, пятидесяти одного года от роду, Рабин пришел на смену Голде Меир, возглавив лейбористское движение. Он прошел путь от солдата до министра обороны и от рядового политика до премьер-министра и человека с мировым именем. Им так долго восхищались в его родном Израиле, что возненавидели в один момент.