Легенды и сказы лесной стороны - [28]

Досталось ватаге Сарынь Позолоты, было поработано, погнули спинушки, досыта наломались под дубинушку, хватили и голода и холода, помогая побратиму своего атамана. Без мала два лета прожито, к вольным делам не прикасаясь, а на божьем деле так бывает невесело, что тоска наваливается смертная. Вот и начали задумываться ватажники и думой с атаманом делиться. Не пора ли вверх по Волге всей ватагой сплавать, когда здесь все трудные дела справили? В низовский Новгород заглянуть, по богатым лабазам да кладовым пройтись, на богатеев и бояр страху нагнать, пока Сарынь Позолоту там насовсем не забыли.

Целый год пробежал с той поры, как атаман со своей Оленой последний раз повидался. Это было прошлой весной, когда понадобилось сманить из Новгорода низовского мастеров по постройке частокольной стены. Всего-то три дня пробыл Позолота в родном городе, но после того присмирели игуменья Агапея и ее злые Зачатьевские подручницы. Присмирели и перестали казнить свою непокорную послушницу. Только звание, что в монастыре жила, а добилась-таки Олена жизни не в заточении. А все он, ее грозный Сарынь Позолота, монастырю карой нещадной пригрозил. Рыкнул зверем смелым на всех ее гонителей, и присмирели души подлые.

Вот при последнем-то повидании и скажи Олена своему соколу, что горька неволя монастырская, а неволя ордынская в десять крат горчей. И что пора бы ему родную жену Оганьку из неволи вызволить, а она, Олена, согласна помогать ему в том деле рисковом, сколь потребуется.

«Экая душа бескорыстная, экое сердце смелое!» — подумал тогда Сарынь Позолота про свою отважную помощницу. А себя молча корил за то, что не задумывался о том, как жену с сыном-отроком из ханской неволи выкрасть или выкупить. Чтобы выкрасть, надо трудную дорогу тайно осилить, над степной далью орлом пролететь, сквозь орду ужом проползти, и тенью в ханские палатки пройти неприметно. А на выкуп нужна деньга золотая и серебряная, рубль к рублю, золотой к золотому. Каждую денежку сам хан на зуб попробует, раскосым глазом на Позолоту поглядывая и прикидывая своим вероломным умом: «А не оставить ли у себя и этого молодца-дурачка, что столько серебра и золота за жену привез? Вот только рука у него плетью висит, а одной рукой немного наработает!»

И выкрасть, и выкупить — дело нелегкое. Ни на слово, ни на крест нельзя верить басурману. Выкуп возьмет, а бабу не вернет, да и самого не выпустит. Басурман — он басурманом и останется! Так раздумывал Семен Позолота. Но в тот же час накрепко решил свою Оганьку выкрасть либо выкупить. Деньгу на выкуп, утварь самую драгоценную, кубки золотые и серебряные одним днем не добыть, вокруг Новгорода низовского надо походить, из логова на Узоле все вызнать, выслушать, своих молодцов каждого к своему делу приставить, чтобы за сутки именитых да богатых потрясти и с добычей на низы уплыть. Для такого дела и ватагу надо бы посильней, молодцов до двенадцати и на двух челнах.

И другая забота у Сарынь Позолоты была: как побратима своего надолго оставить одного с монахами перед страшной рожей басурмана. А она, эта рожа, из-за Волги выглядывает, из-за Оленьей да Лысой горы, что при устье Сундовика. Нет-нет да и покажется эта скуластая раскосая образина, а как узнает ордынец, что ватага Позолоты в верховья уплыла, через Волгу к монастырю шагнет. Не по нутру ему гнездо православное во главе с монахом Макарием. Это он, монах Макарий, русский народ супротив басурман настораживает, мордву и черемис в свою веру переманивает и всем такой наказ дает: «Не верить обманному и льстивому слову басурманскому, не переметываться в брани на ханскую сторону. Не давать баскакам ханским ни зерна, ни меду, ни мехов дорогих, все прятать от глаз завистливых, землей закидывать, ногами притаптывать, золой от костров присыпать. Готовить к нашествию ордынскому пустыню голую вокруг поселения, ни хлеба, ни конины не видать бы злому ворогу!»

Такая слава шла про монаха Макария по всему Заволжью нагорному, по всей низовской земле от Унжи до Суры-реки, и дальше до самой орды. И стал Макарий Желтоводский у хана бельмом на глазу, супостатом и ненавистником.

2

— Почто затуманился, мой побратим? По матушке-Волге? Так вот она, плыви, погуляй! К зиме буду ждать тебя, — сказал инок Макарий побратиму своему атаману Сарынь Позолоте. — Прихвостней ханских — бояр да баскаков не жалей, а церкви да монастыри православные не обижай. Что там есть — от народа все одно не убежит. А добро боярское и басурманское у народа отнято, потому не жалей ни боярина, ни баскака-ордынца. И сам бог тебя да простит!

И дал настоятель Желтоводской обители разбойнику Позолоте трех самых молодых и смелых чернецов, да два новых челна просмоленных. И стало в ватаге Сарынь Позолоты девять молодцов, сам десятый. Собрались ватажники, попрощались с монахами. Наказали не трусить, не бояться ворога. А ближнюю инородь не обижать, в христову веру силой не загонять, для инородцев — мордвы и черемис — доброго слова не жалеть, в рыболовстве и бортничестве не притеснять. На добро они памятливы, и когда придет лихой день, все встанут за обитель Желтоводскую! И в час предрассветный от стен монастыря молодцы отчалили. От зари до зари на веслах сидели, до полудня в прибрежные тальники заплывали и там дневное многолюдье пережидали. Волгарям, кто поутру навстречу попадался, рыбарями от нового монастыря Макария сказывались. И так, издали волжскую даль оглядывая, за две зори мимо Новгорода низовского проплыли, в устье Узолы заплыли, вверх поднялись и в закутке Аксеновой ухоронились.