Утром четвертого дня, уже не имеющего специального названия, невеста спускается к родителям жениха, ставшего теперь ее мужем, и в знак уважения и покорности целует им руки и колени. В этот день жених приглашает в свой дом в два раза больше гостей, чем их было вчера в доме невесты.
На шестой день жених отправляется с визитом к теще, а на седьмой приглашает к себе всех родственников жены, которые проводят у него весь день за яствами и курением.
Невеста никуда не ходит в течение двадцати дней после свадьбы. Исключение делается только для обедов в доме ее родителей, на которые приглашается гостей вдвое больше, чем их было у жениха на седьмой день.
Читателя наверняка утомило одно только перечисление дней свадьбы и количества гостей на различных свадебных церемониях. Представьте же, каково приходится родителям! Особенно если у них не одна дочь или сын, а несколько.
Много сумятицы и путаницы в представления горожан-йеменцев о семье, браке и поведении дочерей внесли браки йеменских мужчин на европейских женщинах. Разъехавшиеся по белу свету потомки Балкис возвращались после революции 1962 года на свою многострадальную родину. Многие приехали в сопровождении семейств. Одна из таких смешанных семей вернулась из Франции. Он (теперь купец-лавочник) эмигрировал из Йемена тридцать лет тому назад двадцатилетним юношей. Во Франции он женился и стал отцом трех дочерей, старшей из которых к моменту его возвращения исполнилось шестнадцать лет, а младшей — около десяти. В универсальной лавке «француза», как его тотчас прозвали в городе, мы иногда делали закупки. Неоднократно я был свидетелем недоуменно-удивленных восклицаний проходящих мимо йеменских мужчин, которые наблюдали, как две младшие дочери «француза» (без какого-либо намека на чадру!) играли на дороге в свои французские классики, прыгали через веревочку или занимались другими детскими играми. Ведь по укоренившемуся у них представлению десятилетняя девочка должна носить чадру и уже готовить себя к будущему замужеству. А эти в коротких платьицах играют с независимым видом на улице и так увлечены своим занятием, что не обращают ни на кого внимания. А вечером и мать садилась неподалеку от играющих детей и принималась вязать на спицах. Старшая дочь возвращалась после трудового дня из какой-то строительной компании, где она работала секретарем-машинисткой, и задумчиво курила.
Мусульманство женам и детям в таких семьях принимать, видимо, не особенно хочется, и полностью ассимилироваться среди своих новых сограждан им будет сложно. Между прочим, в кругах врачей, лечивших многочисленную королевскую семью имама Ахмеда, говорили, что одна из его жен была англичанка. Не будучи в силах свыкнуться с заточением в гареме, она в конце концов лишилась рассудка. Параллель эта может показаться неуместной, но она демонстрирует несовместимость или крайнюю противоположность подлежащих «вживанию материй».
Лавочник «француз» — один из многих йеменцев, вернувшихся домой после революции 1962 года.
Призыв революционного правительства вернуться на родину, чтобы принять участие в реконструкции страны, был услышан в разных краях.
Мне пришлось беседовать с двумя молодыми людьми, возвратившимися в Йемен из Индонезии. О них, правда, правильнее будет сказать: приехали впервые. Но приехали домой. Отцы этих юношей четверть века назад, спасаясь от произвола и тирании, эмигрировали в далекую Индонезию. Там и родились мои собеседники. Один из них, Ахмед, стал художником. Сейчас он живет и работает в Таиззе, где пишет ландшафты двух близких его сердцу стран: Индонезии и Йемена. Это фактически единственный профессиональный художник-йеменец.
Судьба Хамуда сложилась несколько иначе. Из Индонезии он уехал в Голландию, где работал и учился на предприятиях фирмы «Филипс», но, когда узнал о революции в Йемене, решил встать в ряды строителей молодой республики. Теперь Хамуд работает в Таиззе в мастерской по ремонту радиоприемников и магнитофонов.
Из числа реэмигрантов и владелец «Унион отеля» в Гаиззе. Из своих сорока восьми лет тридцать он проплавал на французских судах матросом и коком. Известие о революции в Йемене застало его в Одессе. Он одним из первых вернулся на родину после десятилетий скитаний и ныне потчует своих гостей отменными блюдами как йеменской, так и французской кухни.
Упаковка многих импортных товаров, предлагаемых и дукянах, украшена изображениями женщин обычно в ярких купальных костюмах. Такая реклама, давно ставшая на Западе традиционной, и в Йемене нашла большое число поклонников, особенно в мелкобуржуазной среде дукянщиков. Они стали украшать даже двери и ставни своих лавок умопомрачительными вырезками с изображениями женщин из западных журналов и газет. Однако, увидев европейскую женщину за рулем автомобиля, йеменец долго еще стоит после того как она проедет, и качает головой в удивлении, а жены тех же дукянщиков должны по-прежнему соблюдать все строгости туалета, связанные с ношением черной чадры. Понадобится, видимо, еще немало времени, прежде чем они смогут позировать на пляжах, подобно европейским и американским звездам кино.
