Легендарный - [22]

— Мой отец! — я слегка приподнялся, наклонив спину и тут же резко вернувшись в обратное положение — боль не дала мне встать и я решил не травмировать себя еще больше.

— Когда-нибудь я всем вам расскажу об этом, но пока тебе стоит зарубить на носу — через две недели начнется подготовка к Аттестации и с того момента каждый из вас будет жить отдельно. С того момента вы все будете сами по себе. Не будет больше братьев, сестер, сиб-группы. Я сделаю все в моих силах, чтобы слабые отсеялись и остались лишь лучшие образцы.

— Но Света не сильная. Он едва поспевает за нами.

Инструктор согласился.

— Да, ты прав. Но мне кажется, в качестве эксперимента стоит вытянуть эту девушку на Аттестацию. Я хочу увидеть как ее мех сгорит под напором огня твоего робота. Я хочу чтоб это сделал ты, и только ты. Никакой другой результат меня не устроит. Ты ведь хочешь стать воином?

— Конечно, — не медля ответил я.

— Вот и отлично. На Аттестации ты мне докажешь это. И первым кто падет от твоей руки будет именно Света.

Глава 6

Офицер вернулся спустя полчаса, взволнованный и явно не в духе. Сел на свое место, потянулся за сигаретой и быстро закурил, сделав первый вдох настолько глубоким, насколько ему позволяли его легкие.

— Не обращай внимание — обычные формальности.

— Неприятности?

— Заключенные озверели. Они всегда себя так ведут после схватки. Как будто напившись крови становятся одержимыми, — потом отложил сигарету и стал перечитывать все то, что было записано с моих слов. Устройство примерно перепечатывало все, что ловил ее чувствительный датчик, даже слова тех, кто иногда забегал в кабинет допроса и бросал всего несколько слов, после чего уходил.

— Что было дальше?

— Подготовка.

— Хан Диккерс не отказался от Испытания на Право Владения?

— А разве мог? Для него это было смерти подобно. Нет. Это все понимали.

— Что говорил Совет?

— Совету нужен был результат и хан решил получить его любой ценой. Это был вопрос престижа, авторитета в глазах остальных пилотов. Поднимался даже вопрос о привлечении групп вольняг как пушечного мяса. Все равно их бы никто не считал. Они размножались, как саранча, и на ближайших планетах их можно было вербовать хоть сотнями.

Офицер внес кое-какие детали в протокол и снова посмотрел на меня.

— Ну ты же понимал, что это смерть?

— Конечно, — я кивнул головой и слегка откинулся на спинку деревянного стула. Он скрипнул, простонав как будто живой, после чего опасно изогнулся, готовый треснуть прямо подо мной. — А что я мог сделать? Ничего. Я подчинялся. Я был пилотом. Я и сейчас пилот. Другой вопрос, что никто, даже высшие офицера штаба не желали упрекать хана в его непрофессионализме. Ставка была сумасшедшей. В два раза! Ты можешь себе такое представить?! Только откровенному простофиле могло прийти в голову такое. И вот он здесь, прямо в зале совещаний, стоит перед тобой и задает тебе вопрос. Что ты ответишь, зная, что после откровений с твоих плеч могут полететь погоны?

— Ты так боялся потерять звание, что решил промолчать?

— Мне было плевать на свое звание, но только не на свою жизнь. Когда воюешь вне Клана, зная, что никто не будет соскребать твои мозги с обгоревших частей меха, а священный пул так и останется чем-то несбыточным и далеким, жизнь вовсе не кажется дешевой ерундой, как в молодости, когда все мы смотрим на риск несколько иначе.

Секунда молчания.

— Я много думал над этим. В перерывах между сражениями и перелетами в громадных шаттлах, когда внутри грузового отсека тебя сковывает холод, от которого невозможно спрятаться, когда кровь стынет в жилах и любое резкое движение приводит твои мышцы в движение, боль от которого сводит скулы, вот тогда начинаешь понимать и ценить собственную жизнь гораздо больше чем раньше.

— Ты сделал свой выбор, — пробормотал офицер, вспоминая как все произошло. — Нечего пенять на судьбу. Ты потерял веру в Клан.

— Никогда!

Я попытался встать, но охранники быстро усадили меня обратно, прижав к спине стула чуть ли не ломая его.

— Все нормально, — сказал офицер, приказывая солдатам отпустить меня, — это бывает. Старые травмы прошлого никогда не отпускают.

Потом он отложил бумаги, посмотрел на меня и предложил поговорить откровенно.

— Я не хочу обсуждать это с кем-то еще.

Он понял к чему я клонил и сказал охранникам выйти.

— Теперь ты можешь говорить.

— Я никогда не терял веры в Клан, слышишь! Никогда! Меня оклеветали и выбросили, как собаку на улицу в разгар морозов.

— Ты убил двух вернорожденных пилотов из смежной группы.

— Они встали у меня на пути. Они не оставили мне выбора.

— Это не оправдание, старик, ты не хуже меня знаешь это. Шла война. Тебе вообще повезло, что тебя не закопали на той планете. Трибунал не принял твоей стороны, все улики указывали на тебя. Как по-твоему они должны были отреагировать на случившееся?

Я не захотел говорить дальше. Все это слишком трудно давалось мне и сами воспоминания, словно лезвием вспарывали мою память, вытаскивая на поверхность все то, что мне хотелось спрятать как можно дальше.

— Был ведь еще Виктор?

— Был и он, — ответил я, отведя взгляд в сторону.

— Ты думаешь это он последним выстрелил в боевой мех Светы?