Легендарное оружие древности - [59]

Поддернули зелья лютого,

Подсыпали в стакан в меды сладкие,

Подавали куме его крестовые,

Малютиной дочери Скуратовой.

По другому варианту легенды, сама Малютина дочь решила отравить Скопина:

В те поры она дело сделала.

Наливала чару зелена вина,

Подсыпала в чару зелья лютого,

Подносила чару куму крестовому.

А князь от вина отказывался:

Он сам не пил, куму почтил.

Думал князь — она выпила,

А она в рукав вылила.

Брала же она стакан меду сладкого,

Подносила в стакан зелья лютого,

Подсыпала куму крестовому.

От меду князь не отказывается,

Выпивает стакан меду сладкого.

Как его тут резвы ноженьки подломилися.

Его белые рученьки опустилися.

Уж как брали его тут слуги верные,

Подхватили под белы руки,

Увозили князя к себе домой.

Со страхом и скорбью встречает Скопина его мать:

«Дитя ты мое, чадо милое!

Сколько ты по пирам не езжал,

А таков еще пьян не бывал?»

Сын отвечает:

«Ой ты гой еси, матушка моя родимая!

Сколько я по пирам не езжал,

А таков еще пьян не бывал;

Съела меня кума крестовая,

Дочь Малюты Скуратова!»

Он к вечеру, Скопин, и преставился.

Народные предания о смерти Скопина даже трансформировались в былину (хотя сохранились и собственно исторические песни о Скопине), и, таким образом, Михаил Скопин-Шуйский стал единственным историческим персонажем эпохи позднего Средневековья и Нового времени, вошедшим в былинный цикл (этот факт свидетельствует о небывалом впечатлении, которое произвела на современников и их ближайших потомков личность молодого полководца). В былине событие из Москвы перенесено в древний Киев, реальные лица начала XVII века — Скопин и дочь Малюты Скуратова — сидят на пиру вместе с князем Владимиром, Ильей Муромцем и Добрыней Никитичем. Историческое событие приобретает эпические черты: дочь Малюты Скуратова, испросив у князя Владимира разрешения напоить Скопина-богатыря вином, «брала чашечку серебряну» и отправлялась в погреба, где совершила черное дело — подмешала в кубок с вином отраву:

А спускалася во погребы глубокие,

Да намерила она чару зелена вина,

Невелиху-немалу — полтора ведра,

Еще клала коренья да зелья лютого:

Загорелося во чаре да во серебряной,

Середи-то есть чары да есть пламя мечет,

По бокам-то есть чары да искры сыплются.

Выходит на гридню да на столовую,

Выносит она чару да зелена вина…

[…]

Говорит тут Скопин да сын Михайлович:

«А выпить мне та чара — живому не быть,

А не выпить мне чара — виновату быть».

[…]

Он понадеялся на силу на могучую,

На свою ли удачу да богатырскую,

Он пьет эту чару да за единый дух.

Сидит тут Скопин скоро не по-старому,

Не по-старому Скопин сидит, не по-прежнему,

Повеся он свою держит буйну голову,

Скакал ли со лавки, с дубовой доски,

Через те еще столики дубовые,

Он падал на середу кирпищат пол.

Да на то были русски-те богатыри,

Скочил еще стар казак Илья Муромец,

Подхватил он Скопина да за праву руку,

А скочил тут Добрынюшка Никитич млад.

А Добрыня-то хватил его за леву руку,

Поставили они его на резвы ноги.

[…]

Да скоро привели попов, причетников,

Да покаялся Скопин сын Михайлович,

Повалили его на лавку на брусчатую,

Повалили под иконы под святы его.

Немножко прошло да тут времечка,

Преставился Скопин сын Михайлович,

Да сделали ему гроб да, право, вечный дом,

Наверх обтянули да хрущатой камкой,

Да хоронили Скопина сына Михайловича,

Погребли, похоронили да добра молодца.

Уникальным памятником исторических событий, связанных с блестящим, но коротким взлетом легендарного героя эпохи Смутного времени, является палаш Михаила Скопина-Шуйского, ныне хранящийся в собрании Государственного исторического музея в Москве. Известно, что после смерти полководца этот палаш попал в руки князя Ивана Ивановича Шуйского, брата царя Василия Шуйского, у которого оставался до 1638 года. Затем палаш на десять лет исчезает из поля зрения, а в 1647 году объявляется уже как собственность князя Семена Васильевича Прозоровского: в этом году Прозоровский отдает палаш «в серебряной оправе с каменьями, собственный князя Михаила Васильевича Шуйского-Скопина» Соловецкому монастырю, в ризнице которого оружие хранилось до 1923 года.

Палаш Скопина имеет обоюдоострый стальной клинок, слегка сужающийся к острию; длина его составляет 87,5 см, ширина — 4 см, а общая длина палаша с рукоятью — 110 см. Рукоять — с загнутой головкой, крестовина с опущенными концами и перекрестьем. Оправа рукояти изготовлена из позолоченного серебра и с правой стороны украшена бирюзой и шпинелью. В центре перекрестья помещена очень крупная овальная бирюза, а по бокам и снизу — три небольших квадратных шпинели, вставленные в гнезда из позолоченного серебра. Один конец крестовины также украшает небольшая бирюза (другой конец крестовины обломан). Оправа рукояти изготовлена из позолоченного серебра и украшена тисненым орнаментом, с правой стороны декор дополнен бирюзой и шпинелями. В середине рукояти помещен крупный бирюзовый камень, вверху и внизу — шпинели, а по краю, вокруг — одиннадцать небольших камней бирюзы.

Длина ножен составляет 99 см, что значительно превышает длину клинка. Оправа ножен изготовлена из позолоченного серебра и имеет замысловатый прорезной орнамент в виде мелких цветов гвоздики и вьющихся стеблей. Оправа состоит из отдельных пластин — устья, наконечника и четырех обоймиц: две обоймицы с правой стороны имеют вид широких фигурных пластинок, а две с левой стороны — узких полосок. Каждую обоймицу украшают одна крупная шпинель и четыре бирюзовых камня средней величины. Две верхние обоймицы имеют дополнительно серебряные кольца для пристегивания к поясу. В середине устья помещены две крупные бирюзы и две крупные шпинели, а края подчеркнуты вставками из бирюзы средней величины и лазурита (лазуритовые вставки, по мнению специалистов, представляют собой результат поздней реставрации). Наконечник ножен украшают два крупных, неправильной формы бирюзовых камня и три крупных шпинели; вдоль краев наконечника располагаются на одинаковом расстоянии друг от друга четырнадцать вставок из бирюзы.