Легенда старинного баронского замка - [8]

— А я, в таком случае, поведу Веру в ее комнату, — сказала баронесса, давно жаждавшая остаться наедине со своей гостьей.

Путь на южную сторону замка, где в новой пристройке приготовлены были комнаты для графини, лежал через портретную галерею. Как ни чувствовала себя Вера утомленной, а не могла не остановиться перед старинными портретами рыцарей и их чопорных жен в костюмах прошлых столетий, большей частью с розой или с птичкой в руках. В начале галереи ее поразило пустое место между двумя баронами самого свирепого вида.

— Что значит эта пустота? — спросила графиня.

— Здесь был портрет одной баронессы Ф., запятнавшей семейную честь своим поведением, его сняли и не захотели заменить другим; ни один барон и ни одна баронесса не согласились занять место обесчещенной женщины. Так объяснил мне папа.

— А что говорит ключница? — спросила Вера. — Ты, вероятно, ее расспрашивала.

— По ее словам, существует преданье, что будто не раз пробовали вешать на это место другие портреты, но ни один не оставался на стене; как ни старались укреплять его, на следующее утро непременно находили его на полу; так и бросили. По возвращении моем из Петербурга прошлым летом, я вздумала повесить сюда мой портрет в старинном костюме, помнишь, нарисованный с меня после маскарада, в котором я пленила Адольфа, но папа ни за что не позволил, а обыкновенно он меня очень балует, исполняет все мои фантазии. Мне стоит сказать слово, и все является.

— Стало быть, тут есть какая-нибудь связь с 15 июня?

— Очень может быть, но этого мне ключница не говорила. А вот и южная половина, и твоя спальня, — сказала баронесса, отворяя, после нескольких переходов, дверь в небольшую, но изящно отделанную комнатку, меблированную по-модному, мягкой мебелью. — Сядем здесь и поболтаем. Это должна была быть моя спальня, но прошлого года я бредила стариной и непременно захотела жить в Северной башне.

— А теперь желаешь?

— То есть… по правде сказать, здесь мне дышится легче, особенно теперь, как приближается 15 июня, но я не хочу, чтобы Адольф считал меня трусихой, почему и не соглашаюсь перейти сюда, о чем папа и Адольф просили меня еще раз на этих днях, когда пришло письмо, предупреждающее о твоем скором приезде. Знаешь, Вера, я уже несколько дней сряду постоянно вижу во сне красивую женщину в старомодном костюме вроде тех, которые на здешних портретах; она стоит в дверях спальни и показывает рукой в сторону лестницы, ведущей в верхний этаж.

— И ты, верно, рассказала свои сны мужу, трусиха?

— Нет, не рассказала, а то он непременно бы увез меня куда-нибудь от 15 июня, но вчера я просидела всю ночь на балконе, только бы не ложиться в постель, и простудилась.

— Ну и что ж, ничего не видала позднее, когда легла?

— Видела ту же женщину, только не так ясно.

— Так ты очень боишься?

— Вообрази, как странно: с тех пор, как ты приехала, не боюсь… да, ничуть не боюсь, и даже как будто чувствую, что сегодня ничего не увижу во сне. Надо тебе признаться, что выезжай ты днем позднее, я бы, кажется, позволила Адольфу уговорить себя послать тебе телеграмму, что мы ждем тебя после 20-го, а теперь уезжаем в Ригу по делу.

— А он разве тебя уговаривал?

— Как же, три дня приставал; твоя телеграмма о выезде положила конец нашему спору.

— Стало быть, он сам боится?

— Нет, он ничему не верит, смеется над нами, а я этого терпеть не могу, когда он смеется. Вряд ли согласится он сесть за столик.

— Это уж мое дело, раз твой beau-pere[6] уедет, как он уже сказал мне. Мне сдается, что и отъезд вас всех в Ригу, — его желание.

— Непременно, и все это связано с 15-м июня, я знаю наверно, что никакого спешного дела у папа нет.

— Так он-то, стало быть, верит?

— Не знаю, я никогда с ним об этом не говорю.

— А с Адольфом Адольфовичем говоришь?

— И с ним не говорю в последнее время, с тех пор, как весной гостил у нас дядя Николай Сергеевич, которому я имела глупость рассказать прошлогоднюю историю; он своими рассуждениями, а еще более насмешками, я думаю, сбил Адольфа с толку; теперь Адольф уверяет, что над нами подшутил сэр Гарлей, что он выучился этим фокусам в Индии.

— Вот прекрасно, а мои зимние сеансы с Полем? Мы в Индии не были, но я рассказывала о них твоему мужу, когда он был зимой в Петербурге, и мне казалось, что он верит.

— Все это было прежде, до приезда дяди. Мы даже пробовали в Риге садиться с ним за столик, здесь я боюсь…

— И что же, вышло что-нибудь?

— Ничего особенно интересного, стол двигался, но на меня всякий раз нападал такой давящий сон, что мы поневоле бросали…

— Жаль, что бросали, ты, может быть, впадала в транс.

— В транс? Что это такое?

В эту минуту лакей пришел доложить, что чай подан, и разговор приятельниц прекратился. Ночью Вера подумала, что лучше и не возобновлять его до отъезда старого барона, а там, каким бы то ни было путем, а переупрямить молодого.

Глава II

После покойной ночи без всяких сновидений, молодая баронесса встала на следующее утро в прекрасном расположении духа. Она весело прибежала сказать приятельнице, что ровно ничего не боится и даже с нетерпением ожидает рокового вечера.

— Только бы папа не вздумал остаться дома, ему видимо не хочется уезжать от тебя; ты совсем его победила, — прибавила она шутливо.