Легенда об учителе - [8]
Маму жалко. Но медицина меня никогда не интересовала. Поэтому мне хорошо и спокойно. А последняя новость, сообщенная Лилькой, заставила забыть все остальное: Женя Барановская поступила в химический техникум, а вот Тоська… Тоська в архитектурный! Нет, недаром он из боевого звена ровесников.
Я не спрашиваю Лильку о злополучном вечере, не рассказываю о Родьке. Мы с нею расстаемся навсегда. Пусть ей будет хорошо. И мне хорошо.
Я смотрю в окно, полное ночных августовских звезд, и думаю: какая же из них моя? Не та ли, что вдруг сорвалась и покатилась? Нет, нет. Моя звезда стоит на пороге… И еще долго будет стоять, если я не вспугну ее…
В ПЛЕНУ СИНЕЙ БОРОДЫ
И снова первое сентября. Восьмой раз оно в моей жизни. Но в школу торопиться не надо: у нас вторая смена. Я решила проводить сестренку Нинку и заодно посмотреть нового вожатого. Родька исчез в начале лета, и никакой работы с ребятами не велось. Совсем они одичали.
— У вас теперь будет новый вожатый! — сказала я Нинке.
Думала, обрадуется. Ничуть. Вертится перед зеркалом, примеряет, на какую сторону лучше зачесать волосы. Нинка идет в пятый. Три года назад, тоже пятиклассницей, я с ожесточением отрезала косу. Мне здорово попало тогда от мамы. Я зажимала тряпкой порезанный палец и молчала.
У Нинки кос никогда не было. Ходит она с самого начала стриженая, без всяких переживаний. Как первопроходец, я иду впереди. Все шишки валятся на меня. Нинке удается жить без хлопот. Устав воевать со мной, родители на нее не обращают внимания.
— Не тащись со мной. Сама пойду. Не маленькая, — сердито шипит Нинка, стараясь отделиться от меня.
Будем ли мы когда-нибудь вместе? Вряд ли. Уж очень разные у нас стремления. С третьего класса я не вылезаю из библиотеки. Нинки, по-моему, там не было ни разу. Когда я по вечерам читаю, она визгливо жалуется:
— Мам! Натка опять зря жгет электричество!
У нее нет близких подруг, как у меня. Домашние дела интересуют ее больше школьных.
— Не все же такие ненормальные, как ты с твоей Женькой! — часто поучает она меня по-взрослому.
И откуда это?
Я вздыхаю, но все же иду рядом с нею. Хочу вспомнить себя пятиклассницей. Нинка с фырканьем исчезает.
На праздничном школьном дворе, где я всегда была своей, нужной, теперь посторонние ребята. Нерешительно останавливаюсь у забора. Сказали бы мне год назад, что так будет, не поверила бы.
— Ната! Вот здорово! — вдруг слышу голос Оли Лоховой, моей заместительницы по учкому. Она пробирается ко мне сквозь толпу.
— У вас новый вожатый? — почему-то шепотом спрашиваю я.
— Да. Только не он, а она! Видишь — на площадке?
Вижу. Девушка лет девятнадцати в белой кофточке и красном галстуке что-то негромко объясняет ребятам.
— Тоня. Меня зовут Тоней! — наконец долетает до меня.
— Успехов тебе, Тоня! — кричу я.
Оля смеется и тянет меня за собой. Но зачем? У них и без меня все хорошо.
— Счастья вам всем! — машу я рукой и мчусь домой. С какой-то удвоенной энергией выметаю двор, ношу воду из колодца и пою, как на демонстрации, во все горло.
— В школу новую не опоздаешь, певица? — насмешливо спрашивает мама. Она все еще сердится на меня за то, что я не пошла работать.
Я распрямляюсь и с ужасом вижу по старым кухонным часам, что поезд мой в этот момент отходит от станции.
Представляю, как металась по платформе Света и как хмурился и сердился Жорка. Они, конечно, уехали без меня. Не опаздывать же всем! И надо же такое в первый день…
В школе уже был звонок, хотя в классах стоял шум. Не все еще учителя вошли в них. Я поднимаюсь на второй этаж, прыгая через две ступени, гулко стуча по каменным плитам.
— Где тут восьмой класс? — задыхаясь, спросила я худенькую нянечку в белой косынке.
— Все еще лето празднуешь? — покачала она головой и указала на плотно закрытую дверь.
Я приложилась к замочной скважине и совсем близко увидела Свету. Я смело распахнула дверь и шлепнулась на парту рядом с нею. Совсем как в Немчиновке, где я часто опаздывала из-за общественных дел. Вожусь, устраиваюсь и не замечаю, какая мертвая тишина стоит вокруг. Света испуганно толкает меня в бок и что-то произносит одними губами.
— Чего ты? — не понимаю я и тут же вздрагиваю от спокойного, ясного, но полного странной силы голоса:
— Девочка, которая только что вошла, встань, пожалуйста!
Я встаю и недоуменно смотрю на худощавого, среднего роста человека с густой черной бородой и очень бледным лицом. Глаза тоже черные. Прожигают насквозь. «Кто это? — не сразу соображаю я. — Ах, да! Наверное, тот самый учитель с сербской фамилией…»
— Теперь выйди и попроси разрешения снова войти, — звучит тот же чистый голос, и так же чисто смотрят глаза.
Как загипнотизированная, я проделываю все, что требует этот человек. Наконец я снова сижу рядом со Светой, но уже не вожусь, а застыла, как статуя. Чернобородый одобрительно наклонил голову и стал продолжать объяснение.
Но какая стоит тишина! Ничего подобного не было в Немчиновской школе. Там всегда крутили головами, заглядывали друг к другу в тетради, переглядывались и перешептывались даже у таких строгих учителей, как Наталья Ивановна. А тут мне даже страшно скосить глаза, чтобы увидеть, кто сидит на соседней парте, тут ли Жорка с Гришей и новая знакомая Ира? И на меня никто не смотрит. В классе царит негромкий, волевой голос. Я вижу только затылки ребят. Господи, живые здесь люди или мумии?
