Легенда об учителе - [31]

— Что же мы наделали? Он теперь задерет нос выше кремлевской башни! Карьерист он самый настоящий! — сказала я Николаю Ивановичу после собрания.

— Ничего! Пусть поработает! Увидим! — неопределенно ответил директор.

Да и в самом деле, что теперь делать?

Первое, о чем сказал нам Генька на другой день, — это о своей власти над нами:

— Вы за меня не голосовали — хорошего от меня не ждите!

— Прекрасное начало! — съязвила Ира.

— Завидуешь? — хмыкнул Генька, удаляясь от нас.

Мы не были высокого мнения о Башмакове, но такого все-таки не ожидали. Важная гусиная поступь, закинутая голова-дынька.

— Постой, кого же он мне напоминает? — схватила я Жорку за рукав, когда Генька проходил мимо, делая вид, что занят глубокими мыслями.

— Родька номер два, — отчеканил Жорка.

Вот это да! Боролись против Родьки, свалили его, а он снова возродился! Значит, пока еще нет этим родькам конца. Немножко другая внешность, а все остальное такое же. И та же самоуверенность: «У меня будете по-другому поворачиваться!» Это же Родькина фраза. И тот же самолюбивый до тупости вид: начальник!

— Обидно, что ему в райкоме поверили, — сказала Ира.

Толя тоже был удивлен, даже присвистнул:

— Чего вы этого гусака выбрали?

Нам это так понравилось, что с этих пор иначе как гусаком Геньку не называли.

Мы с Ирой занялись своими отрядами, много бывали с Толей в пионерской комнате и понемногу забыли, что у нас вообще есть комсомольский секретарь. Дальше важной походки, гордого гусаковского вида Генька не шел. Он упивался собственным величием.

— Я хотел в комсомол вступить, но, пока у вас такой «умный» шеф, этого, конечно, не будет! — с кривой улыбкой сказал Кирилл.

Но Кирилл — ладно. Он такой еще путаник, что ему не мешает и подождать. Но к нам и хорошие ребята из восьмого класса не шли, смеялись над Генькой. Вот так вожак!

Кроме того, у меня появилось еще одно осложнение: новая учительница математики Вера Петровна, родная сестра Надежды Петровны. Но разница между ними была потрясающая. Крикливая, добрая, влюбленная в свой вытяжной шкаф Надежда Петровна ничем не напоминала своей подтянутой, стройной и строгой сестры. Вера Петровна вся была как логарифмическая линейка — гладкая, узкая, точная. Знала она свой предмет досконально. Андрей Михайлович не мог с нею соперничать да и не пытался.

— Я любитель, а она специалист! — с улыбкой сказал он нам. — Кесарю — кесарево, богу — богово!

— Зато вы такой же специалист в физике! Однако вам не мешает это быть человеком! — смело выкрикнул Кирилл.

Андрей Михайлович с удивлением посмотрел на него, слегка покраснел, что с ним редко бывало, быстро ответил:

— Все, что мы делаем, не должно нам мешать быть вежливыми, особенно по отношению к женщинам!

После этого класс почтительно встал при входе Веры Петровны и долго выжидал, пока она вынимала что-то из портфеля.

— Не теряйте времени! — тонким, стеклянным голосом прокричала она.

Мальчишки скептически переглянулись: не оценила учительница их вежливости. Стоит ли стараться в следующий раз?

Да, время у нее было рассчитано до секунды. Притом она пребывала в непоколебимом убеждении, что ее объяснение всем должно быть понятно с первого раза. Тому, кто не понимал, она откровенно говорила в глаза:

— Тогда вам нечего делать в девятом классе!

Когда таких, кому «нечего делать», накопилось довольно много, она со вздохом сказала:

— Прискорбно, что у вас не было в восьмом классе настоящего математика. Придется все грехи брать на свои плечи!

Помня слова Андрея Михайловича о вежливости, ей никто не возразил, но за классного руководителя обиделись. Кто же тогда настоящий, если не он?

Справлялись с требованиями Веры Петровны полностью только Игорь Баринов, Жорка и, как ни странно, Рафик.

Остальные кряхтели. Света тут же возобновила занятия с Игорем. А я попала в тиски между собственной гордостью и презрением учительницы, сразу поставившей меня на низшую ступень:

— Я знаю, вы проявляете большие способности по литературе, но у меня вы нуль!

Вера Петровна единственная из педагогов называла нас на «вы».

Нулевое состояние. Его трудно определить. Возможно, оно повлияло на мое настроение вообще. Я снова начала в себе сомневаться. Может быть, уйти из школы, как Аня Сорокина?

— Брось! — протестовал Жорка. Он теперь был старостой класса и горячо болел за каждого. Я же была как-никак давним другом. — Давай вместе готовить уроки. Приходи по утрам ко мне. Или я к тебе. Ты же можешь! Вспомни прошлый год!

Ира и вовсе подскочила от такого моего решения:

— Да ты что! Одну меня на съедение «гусаку» оставляешь? Мы еще должны с ним рассчитаться! Не смей никуда уходить. Ты пожалеешь. Не распускай нюни!

А февральские ветры все дуют, завивают в тонкие крутящиеся столбики снег на крыше… По алгебре я кое-как вылезла, а по геометрии и тригонометрии торчат крупные «неуды» в журнале.

— Странное сочетание? — с недоумением сказал Андрей Михайлович на классном собрании, рассматривая мои четвертные отметки. — Восемь «отлично», два «уда» и два «неуда»! Такое может быть только у эмоционально неустойчивого человека. Для него главное не сам предмет, а тот, кто его ведет. Нравится учитель — прекрасно! Не нравится — все кувырком! Так, по-моему, обстоит дело с математикой.