Легенда о заячьем паприкаше - [13]

Шрифт
Интервал

Теперь этот малахольный Паприкаш в самом деле не знал, что делать. На всякий случай остался он сидеть под терновым кустом, потихоньку точа слезы по матери.

Это в конце концов и спасло жизнь Паприкашу. Эта его бестолковость, это преступное невнимание к заячьей мудрости.

Цепь охотников ушла в дальний конец Заячьего поля, чтобы образовать там еще один, второй круг.

* * *

После того как удалились охотники, на снежном поле, усеянном заячьими трупами, забрызганном заячьей кровью, осталось лишь два человека.

Один из них был объездчик. Второй — возчик, приехавший с телегой из города. Не прошлогодний возчик. Другой. Занимались они, разумеется, тем, что собирали по всему полю подстреленных зайцев и сносили их в кучу, примерно в середине круга.

Пока что они далеко были от того места, где сидел Паприкаш. Но наверняка придут и сюда. Ведь труп его матери, в луже замерзшей крови, лежал тут, неподалеку.

Паприкаш на всякий случай не вылезал из-под своего куста. Куст этот внушал ему чувство полной безопасности. Так что лежал он под ним и не шевелился.

Судьба распорядилась таким образом, что приблизился к Паприкашу, бродя туда-сюда по полю, возчик. Что касается объездчика, тот собирал жертвы в другой стороне.

И той же судьбе угодно было, чтобы именно в ту минуту, когда возчик был близко от Паприкаша, у него появилась очень даже практичная мысль.

Что, если он, как бы совершенно случайно, забудет тут, в поле, одного-двух зайчишек, а завтра за ними вернется? Так подумал про себя возчик, держа в руках мать Паприкаша и еще трех зайцев. Потом возчик дальше стал мозгами раскидывать. Потому что тут выходила одна маленькая загвоздка. Ну, насчет того, что ни одна живая душа до завтра в заснеженном поле не появится и никто чужой припрятанных в снегу зайчишек не отыщет, можно было не сомневаться. Но вот как он их сам-то найдет? Кругом все так однообразно: лишь терн, да сухие стебли лебеды и дурнишника, да кочки. Завтра он сам сто раз в этом поле заплутается.

И пришла тут возчику в голову очень умная мысль. А что, если взять да договориться с объездчиком? Он эту местность знает, как собственные пять пальцев, а главное — хоть сегодня сможет вернуться за зайцами. А завтра они их разделят.

И возчик, не долго думая, приложил ко рту руку и закричал:

— Э-ге-ге-ге! Кум, поди-ка сюда на минутку!

Объездчик, в руках у которого тоже было три заячьих трупа, подошел к городскому возчику.

Объездчик, само собой, прекрасно помнил охоту прошлого года. А потому с самой первой минуты зорко следил за возчиком: не сунет ли тот под куст, с преступными намерениями, зайца-другого? Если бы он его в этом заметил, он, конечно, не стал бы кричать-разоряться!.. Есть способ таких воров по-иному наказывать!.. Он сам придет вечерком за этими зайцами. Запомнить, где они спрятаны, легче легкого… И снова окажется в выигрыше! Да и вора накажет примерно! А заодно и скупердяев из банка!

Так рассуждал про себя честный объездчик. Не говоря уж о том, что в своих рассуждениях легко дошел вот до чего: в худшем случае, коли возчик не догадается закопать в снегу пару зайцев, так он сам забудет на поле, где-нибудь в незаметном местечке, одного или двух убитых зверюшек, а вечером, выйдя на поле, ненароком на них же и наткнется.

И весь его замечательный план опрокинул теперь этот возчик, предложив ему вступить в сговор.

— Слышь-ка, кум! А не оставить ли нам пару-другую зайцев в снегу? Вон их как много: невпроворот! Господа не заметят даже. А ты бы их вечерком подобрал… А? Чтобы между собой разделить. Я бы завтра проехал мимо.

Тут объездчик и разозлился, и растерялся. Как быть? Вступить в сговор с этим вором, который в городе найдет тысячу способов выгодно сбыть краденую зайчатину?… Или стоит изобразить честного служаку и возмутиться?… Но тогда надо начинать сразу…

К счастью — для объездчика к счастью, — в эту к минуту случился неожиданный инцидент.

* * *

С объездчиком, конечно, была и его собака.

Это был прекрасный, чистопородный легавый кобель желтой масти. Лихорадка охоты совсем вывела бедняжку из равновесия. Кровь, выстрелы… Уфф!

Но объездчик, само собой разумеется, должен был держать пса во время облавы на поводке… Еще не хватало, чтобы тот носился по полю как вздумается и прежде времени вспугивал дичь перед носом господ охотников. У такой круговой облавы другая техника, чем у охоты с загонщиками… Да и горе-стрелки из банка ненароком еще подстрелят бедного пса…

Одним словом, тут, в поле, пес был нужен вот для чего: если хозяин в самом деле не заметит какого-нибудь подстреленного зайца, то пес тут же лаем ему сообщит об этом. А для этого опять же лучше, если собака на поводке. Она прямо подтаскивает хозяина к каждому зайцу.

Очень умным, дисциплинированным животным был этот желтый легавый пес. По крайней мере с десяток команд понимал и выполнял с первого слова.

Вот сейчас, например, во время облавы, ему по суровому приказу хозяина нужно было полностью воздерживаться от лая. Чтобы панику среди окрестных зайцев не вызвать и не вынудить их перебраться на соседние охотничьи угодья.

Псу было разрешено лишь тихонько скулить на поводке у объездчика.


Еще от автора Йожи Енё Тершанский
Приключения тележки

В книгу видного мастера венгерской прозы XX века Тершанского вошла уже знакомая советскому читателю антифашистская повесть «Приключения тележки» и впервые переведенная на русский язык «Легенда о заячьем паприкаше», Несмотря на обманчивое, быть может, название, повесть «Приключения тележки» — о трагических страницах истории, о времени, когда, по словам самого писателя, «кровь, ужасы, низменные инстинкты, позорные даже для животного, беспримерное вырождение Человеческого Духа властвовали над земным шаром».


Рекомендуем почитать
Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.


Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.


Том 10. Жизнь и приключения Мартина Чезлвита

«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.


Избранное

«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.


Избранное

В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.


Избранное

В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.