Легенда о Великой волне - [20]

Пальцы девушки сжали сердце механокардионика.

Азур издал какой-то нечленораздельный звук. Закрыл глаза. Застонал снова.

– Л, – громко произнесла Найла.

– Лхх, – постарался повторить Азур.

– Ю.

– Юухх.

Она улыбнулась.

– Б.

– Бгх.

– О.

Азур прокаркал что-то совсем непохожее.

Найла убрала руки и закрыла окошко.

– Ты сказал «л-ю-б-о-в-ь». Точнее, я поняла тебя без слов. А теперь иди, мне нужно поспать хотя бы полчаса.

Азур поднялся и продолжил на металлоязе:

– В том, как ты трогаешь мое сердце, больше секса, чем когда мы трахаемся.

Она улыбнулась.

– А ты настоящий поэт. Еще немного сладких слов, и я влюблюсь в тебя по-настоящему.

– Не хочешь посмотреть на тень своего маленького корабля?

Бугорок, плавающий в груди, крошечная драгоценность из металла… Об этом тайном даре Азур знал все. Пару раз он, каким-то замысловатым образом установив зеркало, с помощью кварцевого кристалла и непонятных приборчиков умудрился показать Найле тень кораблика, спроецированную на переборку Сиракк.

– Не сейчас. У меня сил нет. – Девушка положила руку на живот. – И созданию тоже нужно отдохнуть.

– Хорошо. Передавай от меня привет Кое-кому. – Азур чмокнул ее и вышел из каюты.

В ночном небе сверкали две малиновые луны: первая – вдали, над горизонтом – была укутана в одеяло потрепанных облаков, а вторая, висевшая прямо над самой головой, походила на выдутый из стекла шар. Цималия и Дафне. Дочери-воительницы Старой Алидады, которую все называли Аметистовой Луной.

Капитаны кораблей доверяли им больше, чем звездам, когда нужно было идти по курсу ночью.

Песок, залитый их светом, казался паприкой мельчайшего помола. Камни ущелья – пурпурными. Моря и большие лужи-болота – цвета венозной крови. А волшебнее всего луны подсвечивали ржавчину на корпусах кораблей, делая ее похожей на радужную плесень, грибы или рассыпавшийся пух.

Подвыпившие моряки называли их «гнилые луны». Или клубни неба.

Ясир слышал эти названия от высаживавшихся в Мехаратте матросов, и второе нравилось ему намного больше. Потому что каждый божий день всю свою недолгую жизнь ему приходилось, стоя на коленях, копаться в грязи, чтобы отыскать потерянную кем-то монетку, раздобыть еду или ночлег. И эта грязь въелась ему под ногти так же безвозвратно, как въедается в душу одиночество, отсутствие тепла и заботы близких.

Однако теперь он наконец-то кое-что нашел. Не в земле, а в этом неизведанном и опасном черном море шин. Нечто, блестевшее на солнце, едва сгибавшееся и державшее руку с холодными шероховатыми пальцами у него на животе.

Он нашел друга, который рассказывал о гнилых лунах, летающих кораблях и сердцах – таких больших, что не помещались в груди.

Жестяной человек говорил много и быстро, все подробно объяснял, четко произносил каждое слово. Но Ясир ужасно устал, мысли путались.

По ночам на свалке кипела жизнь. Из убежищ вылезали ночные хищники. Их жертвы прятались или убегали. То и дело слышалось, как по покрышкам шуршат змеи, хлопают крылья, скребутся чьи-то лапы и когти.

Ясира жалили насекомые – такие малюсенькие, что тонули в выступившей крови. Мальчик старался прибить мошкару, чесал места укусов, но вскоре вся кожа зудела так, что он перестал понимать, где его ужалили давно, а где – только что. Механокардионик же все говорил и говорил – будто дамбу прорвало.

– Стой, подожди, я не понял, – несколько раз останавливал Ясир жестяного человека, когда не мог уловить смысл целых фраз.

Сверху на них смотрела луна Дафне густого кроваво-красного винного цвета.

Хлопнув в ладоши, мальчик раздавил какое-то насекомое, испачкав выпитой им кровью обе руки. Ясиру очень хотелось прилечь, но он боялся, что механокардионик обидится и больше ничего не расскажет. Глаза у него слипались, а голова все время падала на грудь.

Сколько они уже тут сидят?

Ясир широко открыл глаза и решил смотреть на луну, надеясь, что ее винный цвет и нескончаемый поток слов нового друга помешают ему заснуть.

И вдруг, как мешок картошки, свалился на шины лицом вниз…

3 Остров парусов

Перебравшись через горный хребет, он остановился, чтобы перевести дух. Открывавшийся пейзаж поражал воображение.

Ему придется спускаться по узкой крутой тропинке. А за спиной – груз, который раскачивается при каждом шаге: того и гляди, потеряешь равновесие и упадешь. Он крепко привязал механокардионика к себе – спина к спине, ремешками вокруг груди и бедер. Теперь его железный корпус был закреплен, а руки и ноги болтались, как старые поварешки.

Отравитель остановился и потрогал челюсть. От полученного удара у него была разорвана губа.

Закрыв глаза, он вернулся мыслями на борт Мизерабля…

Этот летающий корабль – кошмар любого капитана. Говорят, его логово находится высоко-высоко в горах, среди самых неприступных вершин Мира9. Говорят, оно защищено вечными снегами, льдом и туманами, окутывающими пики. Говорят, оттуда Мизерабль выбирается в окружении черных грозовых туч, только когда голоден. Выбирается на охоту, чтобы обрушиться всей своей сокрушительной силой на одинокий корабль в пустыне.

Так и есть.

Дхакритт мог поручиться за каждое слово, потому что сам побывал на борту Мизерабля. Однако корабль совсем не так неуязвим, как любят рассказывать. Как и любой другой, он остается заложником своей биомеханической природы – имеет свой характер и время от времени нуждается в ремонте.