Легенда о Сан-Микеле - [4]
Ho неужели нет письма ни для Пепипеллы n'coppo u camposanto[25], ни для Маручелы Caparossa[26], ни для Джованны Ammazzacane[27], которые все ждут письма из Америки?
Нет, к сожалению, нет.
Две газеты предназначались преподобному отцу Антонио ди Джузеппе и канонику дону Натале ди Томмасо. Это она знала, так как в деревне только они одни и выписывали газеты.
Дон Антонио очень ученый человек, и именно он всегда разбирается, кому адресованы письма. Но сегодня он в Сорренто, в гостях у архиепископа, потому-то она и попросила меня прочитать адреса на конвертах.
Мария не знала, сколько ей лет, зато она знала, что начала носить почту, когда ей исполнилось пятнадцать, а ее матери это стало уже не по силам. Читать она, конечно, не умела.
Когда я ей рассказал, что приехал утром из Сорренто на почтовой лодке и с тех пор ничего не ел, она угостила меня еще одним апельсином, который я съел вместе с кожурой, а другая женщина достала для меня из корзины несколько фрутта ди маре, после которых мне страшно захотелось пить.
Есть ли в Анакапри гостиница? Нет, но Аннарелла, жена пономаря, может предложить мне хорошего козьего сыра и стакан хорошего вина из виноградников патера дона Дионизио, ее дяди, un vino meraviglioso[28]. Кроме того, есть еще La Bella Margherita, o которой я, конечно, слышал, так же как и о том, что ее тетка вышла замуж за un lord inglese[29]
Нет, об этом я не слышал, но очень хочу познакомиться с Красавицей Маргеритой.
Наконец мы достигли последней, семьсот семьдесят седьмой ступени и прошли под сводчатыми воротами, где из скалы еще торчали огромные железные петли, оставшиеся от подъемного моста. Мы были в Анакапри. У наших ног лежал Неаполитанский залив, обрамленный Искьей, Прочидой, заросшим пиниями Позилиппо, — белой полоской сверкал Неаполь, над Везувием клубился розоватый дым, долина Сорренто укрывалась под защитой горы Сант-Анджело, а вдали виднелись еще покрытые снегами Апеннины. Как раз над нашими головами к отвесной скале, точно орлиное гнездо, прилепилась маленькая разрушенная часовня. Сводчатая крыша провалилась, по покрытые странным сетчатым узором стены, сложенные из больших каменных плит, еще стояли.
Roba di Timberio, — пояснила старая Мария.
Как называется эта часовня? — спросил я с жадным интересом.
Сан-Микеле.
«Сан-Микеле, Сан-Микеле», — отозвалось в моем сердце.
Ниже часовни в винограднике старик копал глубокие канавки для молодых лоз.
— Buon giorno, Mastro Vincenzo!
Виноградник принадлежал ему, как и вон тот домик, который он сам построил из валявшихся в саду кирпичей и камней, оставшихся от roba di Timberio.
Мария Почтальонша рассказала ему все, что знала обо мне, и мастро Винченцо пригласил меня посидеть у него в саду и выпить стакан вина. Я посмотрел на домик и на часовню, и мое сердце забилось так сильно, что я едва мог говорить.
— Я должен сейчас же подняться туда, — заявил я Марии.
Однако, по ее мнению, сначала я должен был поесть, иначе потом я ничего не найду. Голод и жажда вынудили меня последовать ее совету. Я на прощание помахал рукой мастро Винченцо и сказал, что скоро вернусь.
Мы прошли по безлюдным улочкам и очутились на небольшой площади.
— Ecco la Bella Margherita![30]
Красавица Маргерита поставила на стол флягу с розовым вином и букет цветов и объявила, что «макарони» будут готовы через пять минут. Ее волосы были белокурыми, как у «Флоры» Тициана, черты лица — безупречными, а профиль — греческим.
Она поставила передо мной огромную тарелку макарон, села рядом и, улыбаясь, стала меня с любопытством разглядывать.
— Vino del parroco[31], - говорила она с гордостью, наполняя мой стакан. Я выпил за здоровье parroco, за ее здоровье и за здоровье ее темноглазой сестры, красавицы Джулии, которая принесла нам апельсины, — я видел, как она только что рвала их в саду. Родители их умерли, брат Андреа моряк, и одному богу известно, где он сейчас. Но ее тетка живет в Капри в собственной вилле — я, конечно, знаю, что она была замужем за un lord inglese? Да, конечно, знаю, но я забыл ее фамилию.
— Леди Г., - с гордостью сказала Красавица Маргерита.
Я еще сообразил, что мне следует выпить и за здоровье тетки, но после я уже ничего не сознавал, кроме того, что небо сине, как сапфир, вино красно, как рубин, а рядом сидит золотоволосая Красавица Маргерита и улыбается.
«Сан-Микеле!», — вдруг прозвучало в моих ушах. «Сан-Микеле», отозвалось в моем сердце.
— Addio, Bella Margherita!
— Addio e presto ritorno!
Увы, это не сбывшееся presto ritorno!
Я пошел обратно по безлюдным улочкам, стараясь по мере сил идти прямо к моей цели. Наступил священный час сиесты, и вся деревушка погрузилась в сон. Залитая солнцем площадь была пуста. Церковь была заперта, и только за приоткрытой дверью муниципальной школы сонно гудел монотонный голос каноника дона Натале.
— Io mi ammazzo, tu ti ammazzi, egli si ammazza, noi ci ammazziamo, voi vi ammazzate, loro si ammazzano[32], - ритмично повторял хор босых мальчишек, сидевших кружком на полу у ног своего учителя.
А в начале следующей улочки стояла величественная римская матрона. Это была сама Аннарелла, и она дружески помахала мне рукой, приглашая в свой дом. Почему я пошел к Красавице Маргерите, а не к ней? Разве я не знаю, что в деревне нет сыра лучше ее cacciacavallo?
Роман известного немецкого писателя Вилли Бределя (1901—1964) «Отцы» возвращает читателя к истории Германии второй половины XIX — начала XX вв. и дает наглядную картину жизни и быта германского пролетариата, рассказывает о его надеждах, иллюзиях, разочарованиях.
Роман видного современного югославского писателя Дервиша Сушича «Я, Данила» (1960) построен в форме монолога главного героя Данилы Лисичича, в прошлом боевого партизанского командира, а ныне председателя сельского кооператива. Рассказчик с юмором, а подчас и с горечью повествует о перипетиях своей жизни, вызванных несоответствием его партизанской хватки законам мирной жизни. Действие романа развертывается на широком фоне югославской действительности 40—50-х годов.
Без аннотации Ноэль Хиллиард — ярый противник всякой расовой дискриминации (сам он женат на маорийке), часто обращается к маорийской теме в своих произведениях — как в романе «Маорийская девушка», так и в рассказах, часть которых вошла в настоящий сборник.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Зима тревоги нашей» — пожалуй, самое печальное из произведений Стейнбека — откровенно возмутил критиков, не принявших парадоксальную историю морального падения глубоко честного, совестливого интеллигента, продолжающего оставаться хорошим человеком, на какие бы сделки с совестью он ни шел и сколько бы зла ни причинил своим близким. Однако прошли годы, и стало ясно: «Зима тревоги нашей» — возможно, лучшее из всего, что было написано Стейнбеком. Напротив, книга путевых очерков «Путешествие с Чарли в поисках Америки» вызвала настоящий взрыв восторга в прессе и стала одним из главных бестселлеров 1962 года.