Легенда о «Розе Альгамбры», или Паж и сокол - [3]

Паж взял розу и покрыл поцелуями протянувшую ему цветок прелестную ручку. Затем, укрепив розу на своей шапочке и посадив сокола на руку, он побежал через сад, унося с собою сердце прелестной Хасинты.

Бдительная тетушка, придя в башню, сразу же обратила внимание на взволнованность племянницы и на следы какого-то беспорядка в зале, но нескольких слов Хасинты оказалось достаточно, чтобы разъяснить, что тут случилось:

– Сюда залетел сокол и гонялся за своею добычей.

– Помилуй боже! Подумать только, что сокол летал внутри башни! Приходилось ли кому-нибудь видеть такого дерзкого сокола? Неужто даже в клетке – и тут птичке грозит опасность?

Бдительная Фредегонда была в высшей степени осмотрительной старой девой и страшилась всего, что имело отношение, как она говорила, к «противоположному полу»; этот страх на протяжении всей ее долгой девственной жизни все более и более укреплялся и возрастал. Не то чтобы почтенная женщина испытала на себе коварство мужчин, – отнюдь нет, природа одарила ее внешностью, служившей лучшей защитой от всяких посягательств на ее целомудрие, но женщины, имеющие меньше всего оснований тревожиться за себя лично, неизменно обнаруживают готовность охранять и оберегать своих более соблазнительных ближних.

Племянница была сирота, ее отец служил в армии и пал на поле сражения. Ее воспитали в монастыре, и лишь недавно она переселилась из святого убежища под непосредственный надзор тетушки: окруженная ее заботами, она спокойно росла в тиши и уединении, напоминая розу, распускающуюся под защитой шипов. Надо сказать, что это сравнение вовсе не так уж случайно и произвольно, ибо, говоря по правде, ее свежая и расцветающая красота, несмотря на заключение в башне, очаровала народ, и, со свойственной жителям Андалусии поэтичностью, окрестные крестьяне прозвали ее «Розой Альгамбры».

Итак, пока двор оставался в Гранаде, осторожная тетушка продолжала неослабно стеречь свою соблазнительную маленькую племянницу и тешила себя мыслью, что ее бдительность увенчалась успехом. Почтенная дама, правда, не раз бывала встревожена бренчанием гитары и любовными песенками, доносившимися из залитых лунным сиянием рощ у подножия башни. В таких случаях она увещевала племянницу закрыть уши и не слушать эту нелепую дребедень, утверждая, что это – одна из уловок «противоположного пола», с помощью которых мужчины увлекают простодушных девушек к гибели. Увы! разве скучная лекция против серенад при лунном сиянии может рассчитывать на успех у простодушной девицы?

Король Филипп внезапно сократил свое пребывание в Гранаде и отбыл оттуда со всей своей свитой. Бдительная Фредегонда наблюдала, как королевский кортеж выезжал из врат Правосудия и двигался вниз по большой аллее, что ведет к городу; когда от ее взоров скрылось наконец последнее знамя, она с ликованием в душе, ибо ее беспокойство и тревоги окончились, направилась к себе в башню. К ее изумлению, у изгороди сада стоял, роя копытом землю, горячий арабский скакун, и, к вящему ее ужасу, в зарослях роз она увидела юношу в ярко расшитом платье на коленях подле ее племянницы. Заслышав ее шаги, он нежно простился, легко перескочил через тростниковую изгородь и миртовые кусты, вскочил на своего коня и в мгновение ока скрылся из вида.

Нежная Хасинта, в порыве глубокого горя, забыла о том, что ее поведение вызовет неудовольствие бдительной тетушки. Бросившись в ее объятия, она разразилась рыданиями.

– Ay de mi![3] – восклицала она. – Он уехал! Он уехал! Он уехал! И я никогда его не увижу!

– Уехал? Но кто уехал? Какого юношу я видела у твоих ног?

– Это паж королевы, тетушка; он пришел со мной проститься.

– Паж королевы, дитя мое? – как эхо, вслед за нею слабеющим голосом повторила бдительная Фредегонда. – Но когда же ты познакомилась с пажом королевы?

– В то самое утро, когда в башню залетел сокол. Это был сокол самой королевы; и, преследуя его, паж пришел к нашей башне.

– Ах, глупая, глупая девочка! Знай, что нет ни одного сокола, который был бы столь же опасен, как эти разряженные молодые пажи; ведь они кидаются на таких несмышленых птичек, как ты, моя милая.

Обнаружив, что, несмотря на ее хваленую бдительность, и почти у нее на глазах, между юными влюбленными установилась нежная дружба, тетушка сперва преисполнилась негодования, но когда выяснилось, что ее простодушная племянница, лишившись защиты замков и запоров и встретившись с ухищрениями «противоположного пола», все же вышла невредимой из этого тяжелого испытания, она нашла утешение в неколебимой уверенности, что это произошло благодаря ее высоконравственным предусмотрительным наставлениям, которыми она, так сказать, пропитала племянницу с головы до пят.

Пока тетушка поливала бальзамом свое тщеславие, племянница бережно перебирала в памяти клятвы в вечной любви и верности, так часто повторявшиеся пажом. Но что такое любовь неугомонного, непоседливого юнца? Стремительный, буйный поток, любезничающий по пути с каждым прибрежным цветком, затем проносящийся дальше и оставляющий их в слезах.

Неслись дни, недели, месяцы; о паже ничего не было слышно. Созрели гранаты, виноград радушно предлагал свои сочные гроздья, осенние дожди неистовыми ручьями сбегали с гор; Сьерра-Невада накрылась снежным плащом, зимние вихри свистели и завывали в залах Альгамбры. Пажа, однако, по-прежнему не было. Миновала зима, и за нею снова, как всегда неожиданно, явилась весна, теплая и мягкая, с песнями, расцветающими деревьями, цветами и сладостным ветерком; на горах стали таять снега, и только на самой высокой вершине Невады снег все еще продолжал лежать белым покровом, ослепительно сверкавшим в знойном солнечном небе. Но и теперь о забывчивом паже ничего не было слышно.