Легенда о прекрасной Отикубо - [38]

Он показал им подарок микадо: одежду пурпурного цвета, густо благоухавшую драгоценным ароматом. Митиёри набросил ее на плечи Отикубо.

— Это тебе подарок от меня.

— За что ты меня так награждаешь? — улыбнулась она в ответ.

Вдруг ему попалась на глаза Сёнагон.

— Как будто я уже видел эту женщину в доме твоего отца? — спросил он.

— Да, правда, — ответила Отикубо.

— Хо-хо, зачем она сюда пожаловала? Я бы, пожалуй, охотно дослушал до конца ее высокозанимательный, красочный рассказ о «господине Катано»…

Сёнагон, позабывшая, о чем она говорила в тот раз, ничего не могла понять и только слушала, сидя в почтительной позе.

— Опьянел я, клонит ко сну, — сказал Митиёри. Супруги удалились в опочивальню.

«Как изумительно хорош собой муж Отикубо! — думала Сёнагон. — И притом сразу видно, что без памяти любит свою жену. Счастливица! Завидная досталась ей судьба».

* * *

У Правого министра была единственная дочь, которую пора было выдать замуж.

— Хотел я предложить свою дочь государю, — говорил он, — да побоялся. Кто мог бы в этом случае поручиться за ее судьбу, когда меня не будет в живых? А вот молодой тюдзё, поскольку я мог узнать его за время нашего знакомства, человек надежный и верный. Я бы охотно отдал за него свою дочь. Правда, я слышал, будто у него есть возлюбленная. Но ведь она не из знатного рода, значит, ее не назовешь настоящей законной супругой, с которой стоит считаться. В наши дни лучшего жениха не найти. Я уже давно присматриваюсь к нему, он мне по сердцу. Это человек с большим будущим.

Правый министр стал думать, кто бы мог послужить посредником в этом деле, и поручил сватовство кормилице Митиёри.

Кормилица отправилась к своему молочному сыну и стала ему говорить:

— Правый министр просил меня о том-то и том-то… Это заманчивое, очень лестное предложение.

— Если б я был одиноким, — ответил Митиёри, — то с радостью согласился бы, но у меня есть возлюбленная, которую я никогда не покину. Сообщи, кормилица, мой решительный отказ.

Сказал как отрезал, и вышел из комнаты.

Кормилица подумала: «У госпожи Нидзёдоно, видимо, нет ни отца, ни матери. Молодой господин — единственная ее опора в жизни. А у дочери Правого министра богатая и могущественная родня. Есть кому позаботиться о том, чтобы зять жил в роскоши и довольстве».

И вместо того чтобы передать Правому министру решительный отказ Митиёри, кормилица сказала от его имени следующее:

— Прекрасно, я очень рад. Выберу счастливый день, как можно скорее, и пошлю письмо невесте.

Услышав, что жених согласен, Правый министр, не тратя времени, стал готовиться к свадьбе. Обновил всю домашнюю утварь, роскошно отделал покои для молодых, нанял новых служанок, — словом, ничего не было забыто.

Скоро кто-то шепнул Акоги:

— А знает ли ваша госпожа, что господин тюдзё женится на дочери Правого министра?

Акоги очень удивилась.

— Нет, в господине нашем незаметно никакой перемены. Да полно, правда ли это?

— То-то, что правда. Свадьба, говорят, назначена на четвертый месяц года. В доме Правого министра такая горячка, все с ног сбились…

Акоги сообщила обо всем своей молодой госпоже.

— Вот что люди говорят. Знаете ли вы, что господин наш хочет жениться?

«Может ли это быть правдой?» — подумала Отикубо и вслух спросила:

— Кто это тебе сказал? Муж ни о чем мне не говорил.

— Служанка из дома Правого министра. Она слышала от самых верных людей. Уже известно, на какой месяц назначена свадьба.

Отикубо предположила, что Митиёри подчинился строгому приказу своей матери. «Он не мог ослушаться родителей», — думала втайне от всех Отикубо, но, как у нее ни было тяжело на душе, она ничем не выдала своей грусти, а с кажущимся спокойствием стала ждать, чтобы Митиёри открыл ей всю правду. Время шло, а он все молчал.

Как ни старалась скрыть свои чувства Отикубо, но скоро тайная печаль согнала с ее лица прежние краски.

— Скажи, что у тебя на душе? О чем ты грустишь?

Я ведь не умею, как другие люди света, нашептывать разные нежности: «Люблю, обожаю, жить без тебя не могу!» Но зато с самого начала я решил никогда не причинять тебе ни малейшего горя. А между тем последнее время ты словно сама не своя. Это меня тревожит, — стал говорить жене Митиёри. — Помнишь ли ты, как я пришел к тебе под проливным дождем, лишь бы не огорчить тебя? Надо мной смеялись по дороге, называли меня «воришкой с белыми ногами». То было в навеки мне памятную третью ночь после нашей первой встречи. Разве я с тех пор хоть в малости провинился чем-нибудь перед нашей любовью?

— Но у меня нет никакой тайной заботы.

— Пусть так, и все же я не в силах вынести твоего грустного, отчужденного вида. Ты замкнулась в себе, словно воздвигла преграду между мной и собою… — упрекнул ее Митиёри.

Отикубо ответила ему стихами:

С чем сравню я сердце твое?

Оно, как прибрежная родея

Возле озера МикуманО.

Много цветков на стебле родеи.

Сердце изменника любит многих…

Услышав это пятистишье, Митиёри сложил другое:

Пусть у прибрежной родеи,

Что возле озера Микумано

В светлые воды глядится,

Много цветков на одном стебле —

Ты для меня в целом мире одна.

Люди, верно, наговорили тебе что-то про меня. Скажи мне, в чем дело?