Легенда о Людовике - [20]

А ей тем временем вновь предстоит придумать, как спасти себя и своих детей — ни больше, ни меньше.

Эти полчаса были, быть может, самыми длинными в жизни Бланки Кастильской. Когда они истекли, она встала, оправила складки на платье и локон смолянисто-черных волос, аккуратно уложенный вокруг лба, вслед за чем вернулась в приемный покой и спокойной улыбкой поприветствовала мужчин, вставших при ее появлении. Что ж, они не съели друг друга в ее отсутствие — она восприняла это как знак свыше.

— Мессир де Рамболь, — сказала Бланка, не садясь, и тон ее голоса, ровный и непреклонный, настолько не походил на прежнюю ледяную язвительность и насмешливую, нарочитую учтивость, что архиепископ Тулузский мигом вытянулся и насторожился, чутко уловив перелом в аудиенции. Он не был глупцом, о нет, — иначе его не прислали бы сюда. Бланка продолжала: — Обдумав претензии благородных пэров, я сочла их отчасти оправданными.

— Мадам! — потрясенно воскликнул Тибо, а архиепископ разинул рот и ту же захлопнул его, но Бланка даже не дрогнула.

— Однако благородные пэры не могут не понимать, что я не в состоянии выполнить их требования немедленно и беспрекословно, не уронив тем своего достоинства. Посему я прошу дать мне… — Она смолкла, словно бы в нерешительности, и опустила глаза, как будто гадая, сколь долгий срок может выторговать. — Дать мне четыре недели от сего дня, дабы без неуместной поспешности подготовиться к возвращению в Париж.

— Ваше величество, — неуверенно начал де Рамболь, явно настороженный такой внезапной и полной капитуляцией, — я боюсь, что…

— Я готова выразить пэрам мою признательность за понимание и снисхождение, проявленные к королеве-матери, в той мере, какую позволит сфера моего влияния. Заверьте моего любезного свояка Филиппа Булонского, что он получит замки Мортен и Лильбонн, а также оммаж графства Сен-Поль. Граф Тулузский, я полагаю, может рассчитывать, что его тяжба с маркизом де Кюссо о владении городом Калье будет рассмотрена немедля по возвращении короля в Париж, и с исключительным благожеланием по отношению к графу Тулузскому. А вы, мессир де Рамболь… у вас ведь есть племянник, если я не ошибаюсь, юный Анри, проявляющий истовое рвение к современной науке? Как думаете, пожелает ли он стать магистром Парижского университета на кафедре медицины?

Она швыряла ему посулы и обещания резко, как оплеухи, и ясно видела, что архиепископ ошарашен ими ничуть не менее, чем был бы ошарашен оплеухами. Он не верил ей и судорожно искал подвох — но не был готов к нему, потому не мог скрыть замешательства и отвергнуть предложение королевы немедля. Тем более что много ли она просила взамен? Всего лишь отсрочку. Если дела и вправду обстояли так, как описывало только что сожженное ею письмо, то любая отсрочка теперь ничего не меняла, и де Рамболь это знал.

— Мадам, вы предлагаете мне подкуп? — пробормотал наконец епископ, неуверенно скосив глаз на Тибо Шампанского, в потрясении глядевшего на Бланку, лишь полчаса назад готовую скорее лечь костьми, чем сдаться на милость пэров.

— Подкуп? Вы вынуждаете меня осквернять дом, принявший короля, повторяя подобные слова, мессир. Я говорю лишь о признательности за снисхождение, проявленное к загнанной в угол женщине, — Бланка сверкнула своими жгучими черными очами кастильянки, позволив гневному отчаянию на краткий миг отразиться в ее лице. — Быть может, я не слишком умна для регентства, мессир, но не настолько глупа, чтобы не сознавать, что снисхождение к слабым женщинам, как и все прочее в нашем греховном мире, имеет цену.

Лицо епископа стало еще нерешительнее, и Бланка поняла, что он на грани того, чтобы принять ее предложение. О Пресвятая Дева, только пусть Тибо сейчас не раскрывает рта… Бланка молчала мгновение, потом шагнула вперед и опустилась перед прелатом на одно колено.

— Благословите, святой отец, — прошептала она со смертельной усталостью, которую ей даже не понадобилось играть. Ах, как славно было дать выход смятению и горю, державшим ее в плену вот уже долгие месяцы, как славно было ощутить на темени сухощавую руку епископа и услышать, как он бормочет над ее склоненным челом слова канонического благословения. Когда он смолк, Бланка порывисто схватила его руку и прижалась губами к епископскому перстню.

— Господь поможет вам, дитя, — растроганно проговорил де Рамболь, и Бланка поднялась с колен.

Тибо смотрел на них в полном молчании. Слава Богу, от потрясения он лишился языка.

— Так что я могу передать пэрам, ваше величество?

— Передайте, — Бланка отвела взгляд, голос ее был ровным и отрешенным, — что до Пасхи король Людовик войдет в Париж.

Покидая комнату, в которой происходила аудиенция, епископ Тулузский стал моложе лет на пять и выше не менее чем на дюйм. Когда дверь закрылась за ним, Бланка села в кресло и, подозвав черную гончую, забытую графом Шампанским, ласково погладила ее между ушами.

— Тибо, не смотрите на меня так, — поморщилась она, когда граф наконец оторвал сверлящий взгляд от двери, за которой скрылся де Рамболь, и вперил его в королеву. — Мне начинает казаться, будто вы меня не одобряете, а это дурно, хоть мы сейчас и одни.