Легенда о князе Черном - [3]
Разумеется, система доносов работала по-прежнему великолепно, но легче от этого беку не становилось. Ну что узнал он о своем неожиданном противнике? Да, некий князь Черный (это было прозвище, так-как по суевериям его племени настоящее имя нельзя было открывать чужим людям) основал в глуши Северской земли город, и назвал его по себе – Чернигов (О, Адонаи! Сколь трудные слова ты вложил в уста этих дикарей!). Храбр, находчив, нравом суров – особенно после ранней смерти жены. Хазар не терпит, зато гостей из Иафетофой части, с Заката, жалует. До того жалует, что единственную дочку замыслил туда отдать, чтобы заручиться против Каганата! Дружину учит конному бою, не хочет от врага отставать и в этом. О народе заботится, простых людей жалеет – а вот древлянского князя, который нежданно на Черного ударил, с пленными боярами в поруб бросил и лишь за выкуп да мирную клятву отпустил. Говорят, метит во владыки над всеми россами. А больше никто ничего не знает.
Бека в любом враге занимало не это, а то, какие слабости у противника, чем его можно склонить на свою сторону, чем – усыпить бдительность. То, что есть люди, вовсе не подвластные таким уловкам, он даже не мог вообразить. Будь этот Черный другим беком Каганата, Манассия просто похитил бы его дочь или опозорил бы его в глазах каган-бека. А тут – даже в глаза его не видел. Убийцу, что ли, подослать? Так ведь и князь-то, чай, не дурак, бережется…
Вино, женщины и даже запретные, дарующие неземное блаженство снадобья больше не занимали места в мыслях Манассии. Все более мрачно он выслушивал тревожные донесения осведомителей и недоуменные – других пограничных беков. Князь Черный строил и укреплял стены во всех крупных поселениях, расширял и прокладывал дороги, чтобы по тревоге быстро перебрасывать рати из одного места в другое, спешно вооружал и обучал простых пахарей и охотников. Из своих лесов он покуда выходить не торопился, но ведь и его самого там достать не представлялось никакой возможности. И страшнее всего казались Манассии те неумолкающие барабаны, грохот которых слышался теперь даже в самой крепости, даже в покоях бека!
Наконец, он решился просить помощи у каган-бека. И не зная чего ожидать – кары за промедление или милости, бек все чаще начал погружаться в чтение священных книг древних иудейских пророков…
…И по-иному зазвучали с детства знакомые строки!
Вот гневный Иезекииль: "Сын человеческий! Обрати лице твое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха и Фувала, и изреки на него пророчество!" Манассия оторвался от текста и протер уставшие глаза. Князю Роша… Князю Росса? Откуда, из каких варварских эпох это имя пришло в Святую Землю, чтобы остаться в сокровищнице мудрости Востока? А дальше? С трепетом Манассия вновь начал читать: "В тот день, когда народ Мой, Израиль, будет жить безопасно, ты узнаешь это; И пойдешь с места твоего, от пределов севера, – ты и многие народы с тобою, все сидящие на конях, сборище великое и войско многочисленное. И поднимешься на народ мой, на Израиля, как туча, чтобы покрыть землю: это будет в последние дни, и я приведу тебя на землю Мою…" Хазария – милостью Невыразимого и доблестью каган-бека Обадии есть новый Израиль. Сейчас Каганат – на вершине могущества, которое даже не снилось Израилю прежнему, зачахшему далеко на Юге… "И поверну тебя и поведу тебя, и выведу тебя от краев севера и приведу тебя на горы Израилевы." Проклятый князь Черный… Князь Роша?
Вот Бытие, Книга Книг… "Сыны Иафета: Гомер, Магог, Мадай, Иаван, Фувал, Мешех и Фирас…" Значит, загадочные Мешех и Фувал, которыми правит князь Роша, принадлежат к народам Севера и Запада – ромеям, франкам, готам… или россам! И с трепетом вспомнил Манассия страшные слова, услышанные в ранней юности от седобородого левита: "В Невыразимом есть врата Севера. И Зло исходит оттуда…"
Манассия совсем не был глуп или необразован. Он даже гордился своими познаниями в истории, особенно в военной. И хорошо знал, что ни одно из величайших государств Востока не могло противостоять только одной, страшной угрозе. Племенам Севера. Их называли по-разному: народы моря, киммерийцы, хетты, фракийцы, галаты, скифы… Лишь однажды могущественная Ассирия, напрягая всю свою исполинскую мощь, раздавила царство Урарту, страну белокожих и голубоглазых кузнецов – и держава демона Ашшура рухнула вслед за поверженным противником, так и не оправившись от страшной войны!
А все прочие… Неисчислимые множества всадников, тучи стрел, пылающие города, торжественные и грозные обряды в честь неведомых Востоку Богов, сказочное, небывалое мужество, презрение к лишениям и самой Смерти… "Судьбы они не знают.. Единого правителя не имеют, но живут в народоправстве." – так писали о северных варварах в Шумере, Кеме, Израиле, Византии. Проходили века, на карте известного мира делились сферы влияния и застывали границы – и только Север грозил всему прочему миру своими тайнами, своими полчищами, точного числа которых никто и никогда назвать не мог.
"Язычники!" – с какой злобой шипели это слово мудрецы и священнослужители в родном городе Манассии! Едва ли не в каждом священном тексте обращения к Невыразимому была страстная мольба покарать идолопоклонников, нечестивых гоев! Предания о расправах над ними после Исхода рассказывались даже самым маленьким детям, чтобы наполнить их сердца гневом, чтобы они выросли настоящими воинами и полководцами Каганата, не знающими жалости к отвергающим Завет Единого Бога. Казалось бы, сам Невыразимый должен быть на стороне хазар в этой войне. А вот попробуй, доберись до этого князя Черного… Скорее он сам появится под стенами твердыни, которую удерживает Манассия.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.