Легенда о Граале - [99]

1. Это книга твоего падения.

2. Здесь начало книги о Святом Граале.

3. Здесь начало ужасов.

4. Здесь начало чудес.

В то время как он читал, гремел гром и сверкала молния. Когда он был на мессе Страстной пятницы, ангел вознес его в духе на третье небо, и все сомнения о Святой Троице отпали. Но когда в день Пасхи он захотел прочитать еще из этой маленькой книжечки, она исчезла. Голос сказал, что он должен страдать, и чтобы получить книгу назад, он должен пойти на равнину Уэльс-ког, затем последовать за волшебным животным в Норвегию, и там он найдет то, что ищет. Он повиновался. Животное привело его к отшельнику, затем мимо сосны приключений к рыцарскому замку, и потом, на третий день, к Озеру Королевы и женскому монастырю. После того, как он изгнал дьявола из одержимого отшельника, он нашел книжечку, и, вновь явившись, Христос приказал ему сделать список с нее, что он и сделал. За этим следует Легенда о Святом Граале.

Эта история очень хорошо иллюстрирует огромные психологические трудности, с которыми встречались люди тех дней, пытаясь понять доктрину о Троице. Она в основном передавалась им теоретически, т. е. в книжной форме, и по этой причине вновь терялась ими. Ее нужно было найти еще раз заново, в связи с животным, т. е. миром бессознательного или инстинктов, и возле Озера Королевы и женского монастыря, т. е. в области анимы, личных переживаний и бессознательного. Только лишь интеллекта недостаточно для осознания религиозного понятия, которое имеет центральное значение. Только лишь появившись субъективно из бессознательного, оно может стать для человека переживаемой реальностью, и таким образом может быть понято в более глубоком смысле. Более того, экзорцизм отшельника затрагивает нерешенную проблему зла, к которой мы вернемся позже. Отшельник явно стал одержимым по той же самой причине, а именно, из-за проблемы понимания идеи Троицы. Поскольку смысл последней вновь тонет в бессознательном, было выработана ее греховная персонификация, которая завладела отшельником и от которой он должен был прежде всего быть освобожден.

Хотя в те времена — как и сегодня — доктрина Троицы прежде всего постигается в чисто теологическом аспекте, она также обладает, в той мере, в которой соответствует архетипу, психологическим аспектом, который Юнг показал в «Психологическом подходе к Догмату о Троице»[206], аспектом, которым люди того времени уже были озабочены, хотя и бессознательно. Образ Отца, представленный в Ветхом Завете — это образ творца и создателя всех вещей, который поворачивается к людям, как в доброжелательном, так и в разрушительном аспекте. Человек находится к нему в отношении, подобном сыновнему, которое не размышляет о природе этого неделимого, темного и светлого Бога-Отца и не в состоянии выразить по отношению к нему какую-либо критику. «Здесь человек, мир и Бог формируют целое, единство, не омраченное критицизмом. Это мир Отца и человека в его состоянии детства». «Чувство единства, далеко отстоящее от критических суждений и моральных конфликтов, делает авторитет Отца неослабевающим»[207]. Это также и условие полного единства со всей природой. Однако в эпоху, в которую появляется образ Сына Божьего, условие человеческого сознания также изменяется: от изначального единства отщепляется часть, которая становится его противоположностью или другим, и вот почему в большинстве религий архетипическая фигура Сына Божьего — это образ страдания. Например, он становится жертвой сил тьмы и должен быть освобожден вновь ради спасения мира[208]. Образ Сына всегда встроен в драму искупления, рассказываемую и исполняемую как часть культа. «Жизнь Богочеловека открыла вещи, которые, возможно, не могли быть известны в то время, когда Отец правил как Единый. Поскольку Отец, как исходное единство, не был определенным или определяемым объектом; строго говоря, Он не мог быть ни назван Отцом, ни быть единым. Он стал „Отцом“ лишь воплотившись в Сыне, и сделав так, стал определенным и определяемым. Став отцом и человеком, он раскрыл человеку тайну своей божественности»[209]. В то время как с человеческой точки зрения образ отца соответствует состоянию сознания, подобному детскому, когда безоговорочно принимается готовый образ жизни, в котором есть характеристики закона[210], на следующем этапе, в эру Сына, начинается сознательное рассмотрение ранее принятых вещей и вместе с этим — критицизм, суждения и моральное различение[211]. Состояние Сына — это, соответственно, состояние конфликта[212]. «Выбору возможных путей угрожает столько же возможностей ошибки. „Свобода от закона“ привносит обострение противоположностей, особенно моральных противоположностей. Христос, распятый между двумя разбойниками — это красноречивый символ этого факта. Образцовая жизнь Христа — сама по себе „переход“ и потому вносит вклад в мост, ведущий к третьему этапу, в то время как начальный этап Отца возрождается таким, как был»[213]. Этот третий этап, Царство Святого Духа, соответствует на человеческом уровне отношению, которое, через признание ведущей и просвещающей роли бессознательного, стремится выйти за пределы состояния вовлеченности в конфликт