Легенда о Граале - [92]
Эта четвертичная структура иллюстрирует хорошо известный мотивmarriage quaternio(кросс-кузенного брака), одного из самых важных символов индивидуации. В версии Вольфрама фон Эшенбаха, Парцифаль — часть этойquaternio.С другой стороны у Манессье просто создает такую структуру, когда он женит Держащую Грааль и ее спутницу, девушку с подносом, на двух своих рыцарях; сам он уходит в отшельники, а Блашефлор, для пущего соответствия аскетическому идеалу, все больше отодвигается на задний план. Более того — Грааль возносится на небеса, т. е. исчезает в бессознательном.
Здесь мы затрагиваем проблему несогласованности Христианства и алхимического символизма. Для Христианства, телеологическое ожидание «Бракосочетания Агнца» сохраняется в качестве концептуальной цели, а Христос — в качестве духовного владыки, приносящего себя в жертву ради благополучия своей паствы. Как жертвенное животное (агнец), он воссоединяется со своей невестой, Церковью. С другой стороны, Юнг объяснял, что ляпис алхимиков есть подчеркнуто индивидуалистический идеал, цель для одиночек. «Хотя его и сравнивали с Царем Солнцем и даже называли таковым, он не был ни женихом, ни жертвой и не принадлежал ни к какому коллективу; он был подобен „сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил“ (Мат. 13:44), или „драгоценной жемчужине“, для покупки которой человек „прошел и продал все, что имел“ (там же, 13:46). Это был хорошо охраняемый, драгоценный секрет индивида. И хотя старые мастера подчеркивали, что они не оберегали ревниво свой секрет и открывали его всем интересующимся, нет никакого сомнения в том, что камень оставался навязчивой идеей одиночки». Изъятие Грааля возможно обозначает нечто подобное — символ, наделяющий индивидуальное высочайшим значением; в таком качестве ему нет места в общине Церкви, и он живет в сокрытии, т. е. в бессознательном, где одиночки могут его отыскать. Не случайно, что жизненный путь лесных отшельников, через который выражался поиск индивидуального религиозного опыта, возродился в эпоху Крестовых походов. Это означало реализацию монашества на субъективном уровне, или его интеграцию, которая обозначила бы внутреннее индивидуальное разрешение коллективной тенденции и одиночества через личную внутреннюю жизнь и вытекающий из этого опыт. Но изъятие символа Грааля (напоминающее рассказ Апокалипсиса про взятого на небеса Спасителя, рожденного женщиной и увенчанного двенадцатью звездами) указывает, что интеграция этого символа и все с этим связанное не могли быть достигнуты в сознании средневекового человека. Несомненно с этим связано и то, что рассказ Кретьена де Труана так и не получил недвусмысленного завершения, и многочисленные эпигоны предлагали разные варианты продолжения, поскольку оставалось неясным — какой из финалов действительно был правильным. История Персиваля предвосхищает психические проблемы, уходящие так далеко в будущее, что они не могли быть полностью поняты в рамках средневековой установки. Первая из всех психологических попыток усвоения христианского символа должна была быть продолжена дальше. По этой причине Робер де Борон, современник Кретьена де Труа, действительно предпринял обработку материала в этом направлении. В частности, он намеревался теснее связать легенду о Граале и христианскую традицию. Поэтому в следующей главе мы более подробно обсудим его версию.
Пер. Tehom el-Tehom
Ср. Nitze, Perceval and the Legend of the Holy Grail, стр. 318-19; и Marx, La légende arthurienne et le Graal, стр. 184 и 187.
Marx, La légende arthurienne et le Graal, стр. 184 Jung, Psychology and Religion, пар. 201 и далее Откр. 19:7.
Jung, Mysterium Coniunctionis, пар. 525.
Ср. Jung, Psychology and Religion, пар. 71 и далее.
Глава 16
Робер де Борон и его Romanz De L'estoire Dou Graal
В отличии от поэм о Персивале, принадлежащих перу Кретьена де Труа, Вольфрама фон Эшенбаха и других, которые принадлежат жанру средневековой беллетристику и волшебных сказок, рассказ Робера де Борона о Граале представляет собой ярко выраженное религиозное христианское направление. Его роман сохранился в стихотворной форме, озаглавленной «Иосиф Аримафейский», и в прозаической версии, в точности соответствующей содержанию поэмы. Дополнительная часть посвящена Мерлину, и еще два манускрипта содержат прозаический пересказ третьей части трилогии, «Персиваль».
Внутри самого текста автор «Иосифа Аримафейского» и «Мерлина» называет свое имя — Робер де Борон — и утверждает, что он первым вернул рассказ о Граале из забвения на свет божий, и перевел его на французский на основе большой книги, написанной на латыни. Перевод был сделан для Готье де Монбельяра, покровителя автора.
Хотя авторство де Борона по отношению к «Иосифу Аримафейскому» и «Мерлину» не вызывает сомнений, с «Персивалем», который следует за прозаической версией этих текстов, все обстоит не так просто. Мнения ученых разделились. С другой стороны, читательская аудитория издавна воспринимала эти три текста как нечто единое целое, поскольку они не только следуют один за другим в различных манускриптах, но и формируют последовательность в том, что касается их содержания.
