Легенда о Граале - [122]
Легенды, центром которых является Мерлин, заканчиваются одним или двумя крайними решениями: согласно одним версиям (Гальфрида Монмутского и Робера де Борона) Мерлин полностью отвергает владения Венеры, в то время как согласно другим он навечно попадает во власть феи. Этот последний персонаж также называютla Dame du Lac(Владычица Озера) или Моргана — имя, которые большинство авторитетов возводят к кельтской богине вод Муирген. Фея в красном у продолжателей Кретьена также оказывается аналогичной фигурой, унаследовавшей свою волшебную шахматную доску от Морганы[391]. Во многих версиях, фея налагает на Мерлина заклятие, потому что хочет охранить свою девственность — тот же мотив мы видели, когда мать Мерлина оставалась целомудренной, даже попав во власть дьявольского инкуба. В этих версиях Мерлин, соответственно, уступает фигуре, напоминающей его мать. И в самом деле, это всегда вопрос одинаковой персонификации образа матери-анимы в различных формах[392]. В алхимии этот образ также сравнивался с Меркурием, который появляется там даже как «самая целомудренная девственница»[393]. Мерлин и его фея — это на самом деле персонификации одного и того же Меркурия в женской и мужской форме[394]. Может быть, именно поэтому, в одной из версий, фея завлекает Мерлина в пещеру, в которой лежит бальзамированная пара влюбленных, представляющая, так сказать, его собственную двойственность. Фея связана также с Афродитой пеннорожденной[395]и с Венерой, поскольку в более позднее время ее волшебные владения сравнивались с Горой Венеры[396]. Ее британская сестра восходит к Диане, в то время как Муирген кажется, скорее, связанной с кельтской Эпоной. Очевидно, это связано с одним и тем же архетипом, в связи с которым фея получает то больше положительных, то больше отрицательных черт[397]. Негативная оценка союза духа с Мерлином связана с христианским предрассудком по поводу царства Эроса, из чего следует, что мужское и женское способны противостоять друг другу лишь в борьбе за власть; это побуждает к интеллектуальному подавлению Эроса со стороны мужского, заточению собственничества со стороны женского. Отсутствует любовь в самом широком смысле этого слова. Этот предрассудок также способствовал, в более поздней литературе, к включению Мерлина в антифеминистские писания и его описание как жертвы злой женщины[398]. Но даже так, финальный эпизод исчезновения Мерлина не может быть оценен как однозначно негативный. Генрих Циммер описывает это очень красиво:
Мечта о добродетели и здравом смысле — чтобы распутать ужасы и путаницу нити мира и соткать совершенство в ковер с идеальным узором — не может прийти на ум мудрому Мерлину, который видит грядущие годы раскрывающимися, словно нынешние, под его взглядом провидца. Он отдает свою силу понимания чистой глупости в мягко околдовывающие пальцы… знания Вивьен. Поскольку Мерлин сознательно поддается колдовству Вивьен, очарованию через искусство искушения, зная, что он передает ей, крупица за крупицей, он поднимается на спокойные неколебимые высоты индийского бога, который беззаботно уходит от мира в спокойствие Самости[399].
Об исчезновении Мерлина нам напоминает еще один пример из области восточной культуры. Перед смертью Лао-цзы, как говорит легенда, ушел в Западную гору с танцовщицей. И все же — какое отличие! В то время как нет впечатления, что Лао-цзы не свободен или находится под действием заклинания, исчезновение Мерлина — это несчастливая и трагическая судьба. Философия Лао-цзы была инструментом сознания и служила защитой от того, чтобы быть подавленным анимой, в то время как у Мерлина были лишь знания магии и некромантии, которые фея была способна украсть у него. Далеко простирающиеся, как и понимание западным человеком окружающего его внешнего мира, оно уравновешено сравнительно инфантильным и примитивным пониманием проблем анимы и тени и природы психики в целом. В средневековье это знание не переросло астрологических и алхимических идей, и открытие относящегося к нему психического содержания досталось психологии Юнга. Это знание требует также высокого духовного и этического сознания, чтобы оно вновь не упало в руки анимы и не регрессировало в магию. Общеизвестно, что после смерти Лао-цзы его учение в даосизме скатилось до чистой и простой магии. Современной психологии, без сомнения, придется бороться с похожей проблемой.
Образ Мелюзины также вновь появляется в алхимии, особенно у Парацельса, где она пребывает в человеческой крови или «в подводном раю» и появляется как фантом или, согласно, Герхарду Дорну, какvisio in mente apparens(видение, появляющееся в уме)[400]. Как змей Меркурия, она обладает способностью излечивать болезни и изменять свой облик[401]. Согласно последователю Парацельса Дорну, она «должна вернуться в стихию воды»[402]. Анима подобным же образом вызывает иллюзии и всевозможные аберрации, и по этой причине адепт должен противостоять ей с мудростью и способностью различения. Юнг говорит: «Она [Мелюзина] не должна больше танцевать перед адептом, очаровывая своими жестами, но должна стать тем, чем была с самого начала: частью целостности
