Легенда о гетмане. Том 1 - [34]

Наконец, Хмельницкий, внимательно следивший за ходом битвы, подал сигнал отступить. Действиями казаков в завязавшемся сражении он был доволен, но не хотел понапрасну терять людей, зная, что смертельно раненый зверь особенно опасен.

Выполняя его приказ, запорожские полки стали отходить, сохраняя полный порядок и унося с поля боя убитых и раненых товарищей. Поляки даже не пытались их преследовать, настолько они были измучены и утомлены. Выслушав доклад о потерях, Потоцкий вызвал к себе Чарнецкого, Шемберга и Сапегу. Кроме того, он пригласил присутствовать на совете командиров подразделений Гродзинского, Виленского, Холмского, Малицкого, Баллацкого и некоторых других.

— Мы потеряли слишком много людей, — начал он, — и второго штурма нам не выдержать. С наступлением ночи я отправлю гонца к великому коронному гетману с донесением о нашем критическом положении. Но нам надо как-то продержаться, хотя бы несколько дней до подхода подкреплений.

— Думаю, — сказал Шемберг, — следует вступить в переговоры с Хмельницким. Нужно соглашаться на все условия, отдать пушки, порох, все вплоть до огнестрельного оружия, сохранить только знамена и обоз и выговорить взамен согласие отступить к Крылеву. Если даже переговоры и не приведут к успеху, они могут затянуться на несколько дней, и мы сумеем выиграть время до подхода помощи от гетманов.

Потоцкий вопросительно посмотрел на Чарнецкого и Сапегу.

— В этом есть смысл, — неохотно произнес Чарнецкий, — но вот согласится ли на переговоры Хмельницкий? Ведь мы и так у него в руках.

Утром следующего дня Шемберг под белым флагом, сопровождаемый трубачом, выехал из польского лагеря и направился в сторону казацкого табора. Навстречу ему выехал Иван Богун. Обменявшись сухими приветствиями, они направились к гетманскому шатру. Завязывать глаза Богун от Шемберга не потребовал — пусть пан комиссар видит казацкую силу, может, сговорчивее будет, решил есаул. Проходя сквозь ряды казацкого воинства, Шемберг видел, с какой нескрываемой ненавистью смотрят на него бывшие его подчиненные, реестровые казаки. Невольно он поежился, понимая, что, попади он в их руки, живым ему не уйти.

У шатра его ждал Хмельницкий в окружении полковником, рядом с ним, на коне сидел Тугай-бей.

Шемберг в первый момент даже не узнал запорожского гетмана. Перед ним стоял не бывший чигиринский сотник, которого он хорошо знал, а совсем другой, неизвестный ему человек. На голове у него была богатая шапка с двумя страусиными перьями, скрепленными заколкой с крупным бриллиантом. Расшитый золотой нитью короткий кунтуш плотно облегал его ладную фигуру. За широким атласным поясом виднелась усыпанная драгоценными камнями гетманская булава. Из-под кунтуша виднелись синие шаровары и красные сафьяновые сапоги. При взгляде на лицо казацкого гетмана, исполненное гордого величия, рука Шемберга сама потянулась, чтобы снять шапку и лишь усилием воли он сдержал себя. Глаза Хмельницкого, полные какой-то магнетической силы, холодно, с надменным превосходством смотрели на него.

— Вот шельма, — невольно подумал комиссар, — король, чистый тебе король!

Выслушав с непроницаемым лицом предложение Потоцкого о перемирии, Хмельницкий подал Богуну знак увести Шемберга, сказав, что ответ ему будет передан позднее.

Сам запорожский гетман склонялся к тому, чтобы согласиться с поступившим предложением. Помимо мести Чаплинскому и Конецпольскому, он все чаще думал о том, что ему делать дальше. Ну, нарежет он ремней со спины Чаплинского, посадит на кол Конецпольского, а потом что? Весь остаток жизни провести в войне с Речью Посполитой, не зная ни покоя, ни отдыха? Долгими бессонными ночами Богдан размышлял, как ему поступить, если восстание закончится победой. В конце концов, он пришел к выводу, что можно реализовать ранее задуманный им план: при поддержке короля Владислава решить вопрос о предоставлении казакам автономии на территории Киевского воеводства, добиться увеличения реестра, возврата прежних казацких прав и привилегий. Чем меньше польской крови будет пролито, тем вероятнее, что сейм и сенат пойдет навстречу требованиям запорожского гетмана.

Поэтому при обсуждении условий сдачи, предложенных Потоцким, сам Хмельницкий высказался за то, чтобы отпустить поляков, отобрав у них пушки и боеприпасы к ним. Полковники не возражали, но Тугай-бей этому категорически воспротивился:

— Ляхи и так в наших руках. Дать им уйти — значит усилить коронного гетмана несколькими тысячами воинов, которые будут сражаться с удвоенной силой. Мною перехвачен гонец молодого гетманыча к отцу, — он достал из-за полы халата лист бумаги и протянул его гетману. — Тут написано, что второго приступа они не выдержат. А ты хочешь их отпустить!

Хмельницкий пробежал глазами письмо, которое, по всей видимости, Потоцкий писал второпях: строчки налезали одна на другую, брызги чернила, срываясь с пера, пачкали бумагу. Сложив письмо, гетман задумался. Он понимал, что Тугай — бей умолчал о главном — татарам нужен был ясырь. Им нужен был даже не столько польский обоз, хотя и в нем было немало всякого добра, а пленные, за которых заплатят богатый выкуп. Татары сражались отважно именно в расчете на ясырь. Немало из них при этом сложили свои головы, и остаться без добычи они не захотят.