Легенда о Дриззте - [6]

Но оставалась одна проблема: отход от традиции.

Расизм в «толкиенистском» фэнтези? Эльфы, дварфы, полурослики, люди, орки, гоблины — все они отличаются друг от друга. Да, орки и гоблины — это кость в горле. А является ли упоминание о расе, представляющей собой воплощение зла, классическим определением расизма? Конечно, да! А что если я нанесу удар Дриззту, который так часто сам становился жертвой расизма, вооружившись его же предрассудками? Что если я взбудоражу привычные устои фэнтези, поставив Дриззта (неумышленно) по другую сторону баррикад?

Именно это и было целью рассказа «Тёмное зеркало». Я также заметил смену собственного почерка. Будучи молодым активным писателем, полным вдохновения и энергии, желания поведать массу историй, я думал, что способен ответить на все вопросы. Ведь я считал, что в этом и есть моя работа — говорить правду, объяснять суть вещей. Я думал, что знаю всё (и сейчас понимаю, что почти все молодые авторы не лишены подобного высокомерия). Когда я стал старше, я понял, что ничего-то я не знал, и что моя работа вовсе не обязывает меня давать ответы. Наоборот, она заставляет читателей самим задавать вопросы. Я не могу раскрыть вопрос о расовом парадоксе, возникший в «Тёмном зеркале». Хотя, уверен, под чужим давлением мог бы дать вразумительный ответ и даже включить цитаты Джозефа Кемпбелла или другого писателя «от бога», чтобы подкрепить свою «правду». Это бы звучало довольно впечатляюще.

Но, хоть и являясь писателем по профессии, я стараюсь не лгать.

Восход. Рождается новый день. Пробуждается наземный мир, наполненный надеждами и мечтами миллиона сердец и — хоть мне и больно это осознавать — безнадежными хлопотами многих других его жителей.

В тёмном мире моего наследия не бывает восхода, и ничто в лишенном света Подземье не может сравниться с красотой солнца, медленно поднимающегося над краем восточного горизонта. Там нет дня, нет ночи, нет времён года.

Несомненно, пребывая в постоянном тепле и постоянной тьме, душа что-то теряет. Несомненно, в вечном мраке Подземья нельзя воодушевиться надеждой — пусть даже беспричинной — кажущейся столь достижимой в тот волшебный момент, когда горизонт серебрится с приближением утреннего солнца. Когда темнота неизменна, мрачное ощущение сумерек вскоре пропадает, волнующие ночные тайны наземного мира уступают место настоящим врагам и реальным опасностям Подземья.

Время года в Подземье так же неизменно. На поверхности зима возвещает время раздумья, время мыслей о смертности, о тех, кто ушёл от нас. Но это всего лишь одно из времен года, и уныние не задерживается надолго. Я видел, как весной оживают звери, наблюдал, как просыпаются медведи, а рыбы пробивают путь к местам нереста сквозь быстрые течения. Я видел, как птицы играют в воздухе, как впервые свободно скачет новорождённый жеребенок…

Животные Подземья не танцуют.

Циклы наземного мира более изменчивы. Здесь нет одного постоянного настроения, ни мрачного, ни безудержно радостного. Эмоциональные высоты, на которые можно подняться с рассветом, сходят на нет, когда огненный шар опускается на западе.

Но так лучше. Пусть страхи останутся наедине с ночью, а день будет преисполнен солнца и надежды. Пусть зимние снега успокоят гнев, который забудется с приходом весны.

В неизменном Подземье же гнев живёт до тех пор, пока не будет утолена жажда возмездия.

Это постоянство влияет и на религию, которая властвует над моими сородичами, тёмными эльфами. Жрицы правят моим родным городом, и все склоняются перед волей жестокой Лолт, Паучьей Королевы. Впрочем, религия дроу — лишь способ получения практической выгоды и достижения власти, и, несмотря на все свои церемонии и ритуалы, духовно мой народ мертв. Ведь духовность — это смешение чувств, контраст дня и ночи, которого эльфы-дроу никогда не познают. Это падение к отчаянью и восхождение к высочайшим пикам.

Вершины кажутся куда выше, когда поднимаются из глубин.

В тот прекраснейший день я выбрался из Мифрилового Зала, где мой друг Бруенор Боевой Молот вновь стал королем. Два века родина дварфа была в руках злобных серых дварфов, дуэргаров и их могущественного предводителя, дракона теней по имени Мерцающий Мрак. Теперь дракон был мёртв, сраженный самим Бруенором, а серые дварфы изгнаны прочь.

В горах вокруг дварфской цитадели лежал глубокий снег, но синева предрассветного неба была бездонной и чистой. Догорали последние звезды, упрямо дожидаясь, пока ночь не уступит свою власть над землёй. Я удачно рассчитал время, придя к обращённому к востоку плоскому камню, очищенному ветром от снега. До того ежедневного события, которое я встречаю при каждой возможности, оставались мгновения.

Я не могу описать трепет в груди при виде жёлтой кромки фаэрунского солнца, когда оно пересекает сияющую линию горизонта. Я скитался по наземному миру почти два десятилетия, но не устал — и не устану — от созерцания рассвета. Для меня он стал полной противоположностью бед, пережитых мною в Подземье, символом побега от лишённого света мира и тёмных путей моего народа. Даже когда рассвет кончается и когда солнце быстро взбирается по восточному небосклону, я чувствую, как его тепло пронизывает мою чёрную кожу и дарит мне энергию, которой я и не ведал в глубинах земли.