Легенда о Дриззте - [18]

— Не понимаю, почему он должен исчезнуть? — недоумевал я.

— Потому что во второй редакции Королевств ассассинов нет, — в сотый раз отвечал Джефф.

— Он не ассассин, — не унимался я и, удивившись, что не слышу ответа Джеффа, добавил, — он вор-боец, который убивает людей за деньги.

После очередной паузы Джефф ответил:

— Это мы сможем устроить.

Повесив трубку, я поразился тому, как отчаянно защищал Энтрери. Для меня он не был простым разбойником; он превратился в важного персонажа, выходящего далеко за рамки взаимоотношений с Дриззтом. Я прекрасно понимаю, почему многие рассказы этой антологии сосредоточены на его персоне, и в рассказе «Третий уровень обмана» я хотел узнать почему. Почему этот человек потерпел неудачу там, где Дриззт преуспел? Почему он стал жертвой своего презренного окружения?

Работая над рассказом, я увидел в Энтрери человека безнравственного, не бессмертного, лишённого эмоций. Он знает лишь мрачную сторону этого мира, но умеет в нём выживать. Мы знаем, что, как правило, преступники возникают откуда-то из мрака. Тысячи книг, тысячи часов сеансов психотерапии посвящены выявлению тёмного прошлого, которое может наставить человека на тёмный путь. Думаю, это касается и Артемиса Энтрери.

Тёмные глаза юноши обшаривали окрестности. Такова жизнь — всегда в движении, всегда настороже. Он заметил шевеление слева, между двумя ветхими хижинами из дерева и глины.

Ребёнок. Играющий ребёнок, благоразумно скрывающийся в тени.

Движение справа — там женщина в глубокой нише за окном, представлявшей собой дыру в стене (никто в этом районе Калимпорта не был настолько богат, чтобы застеклить окна). Женщина стояла не шевелясь и наблюдала за ним, не догадываясь, что и он, в свою очередь, наблюдал за ней.

Он чувствовал себя хищной кошкой, пересекающей равнину, и женщина казалась ему одним из многих оленей, который надеется, что его не заметят.

Молодому Артемису Энтрери нравилось ощущение власти. Он работал на этой улице — если можно назвать улицей случайное скопление облезлых лачуг, разбросанных по разбитому повозками полю — уже более пяти лет, с тех пор как ему исполнилось всего девять.

Он остановился, медленно повернулся к окну, и женщина отпрянула, почуяв малейший намёк на угрозу.

Энтрери улыбнулся и продолжил инспекцию. Это его улица, сказал он себе, оглядывая место, которое объявил своим спустя три месяца после прибытия в Калимпорт.

У места не было официального названия, но теперь, благодаря ему, оно обрело индивидуальность. Теперь это был квартал, хозяином которого был Артемис Энтрери.

Какой же путь прошел он за эти пять лет, добираясь на перекладных от самого Мемнона. Артемис усмехнулся при фразе "от самого". По правде говоря, Мемнон был ближайшим к Калимпорту городом, но в бесплодной пустыне Калимшана даже до ближайшего города добираться было долго и трудно.

Но Энтрери справился, выжил, несмотря на все трудности пути, начиная от тяжёлых работ, взваленных на него жестокими караванщиками, и кончая домогательствами развратного старика, вонючего небритого тупицы, который, видимо, думал, что девятилетний мальчик…

Артемис выгнал воспоминание из головы, отказываясь следовать проторенной тропинкой памяти. Он пережил дорогу и обокрал купцов на второй день по приезду, когда узнал, что они взяли его с собой лишь для того, чтобы продать в рабство.

Не стоило вспоминать и ужасы, которые заставили его сбежать из родного дома. Он до сих пор чувствовал смрадное дыхание отца и дяди, как и того развратного старика.

Боль воспоминаний уступила место ненависти, в тёмных глазах заблестела сталь, на руках напряглись точёные мышцы. Он смог. Остальное не в счёт. Это его улица, безопасное место, где никто не смеет ему угрожать.

Артемис возобновил наблюдение за своей территорией, изучая глазами окрестности. Он видел каждое движение и каждую тень — он был хищной кошкой, выискивающей скорее добычу, чем угрозу.

Он невольно издал пренебрежительный смешок, глядя на великолепие своего "королевства". Его улица? Только потому, что ни один другой вор не подумал взять её себе. Артемис мог трудиться шесть дней подряд, обворовывая каждого пьяницу, коих немало валялось в грязи в этом обнищалом районе. Но при этом ему едва удавалось наскрести монет, чтобы прилично поесть на седьмой день.

Всё же, для беспризорника этого было достаточно. Все эти годы уличное ремесло кормило и поддерживало в нём гордость. Теперь он был молодым человеком четырнадцати лет — или почти четырнадцати. Артемис не помнил точно дату своего рождения, помнил только, что это было перед коротким сезоном дождей, когда обстановка дома была не так ужасна.

И снова молодой человек выкинул из головы нежелательные мысли. В конце концов, ему всего четырнадцать; как бы в подтверждение этого он посмотрел на своё прекрасно тренированное, гибкое тело весом чуть менее шестидесяти килограмм, каждый сантиметр которого был покрыт тугими мышцами. Всего четырнадцать, а он уже горд за себя — и по праву! — потому что выжил, преуспел. Он осматривал свою улицу, свои владения, и его маленькая грудь вздымалась. Даже старые пьяницы боялись его, обращаясь к нему с должным уважением.