Легенда о Чудограде. Книга первая Властитель магии. Часть первая Рувир - [7]

Гедовин растягивала слова, произнося их четко и по слогам, чтобы он уловил правильное звучание и расслышал все звуки в словах. Мальчик очень сосредоточенно следил за ней и внимательно слушал, впитывая каждый звук. Он запоминал слова, которые она ему называла, но наотрез отказался повторить их. Гедовин жестом попросила его произнести слово, но он только с испуганным видом покачал головой.

— Боишься, что не сможешь повторить также? Но ведь я бы тебя поправила, помогла.

Но, увы, ее заверения были ему пока недоступны для понимания, а на жестах это объяснить довольно сложно. Мост так и не был достроен, когда коляска остановилась: перед ними были городские ворота Рувира, было, действительно, где-то около двух часов дня. Гедовин хотела разбудить гувернантку, но та проснулась сама, надев непромокаемый плащ и накрыв им документы, она вынырнула наружу.

Едва Гедовин вернулась к тревогам реального мира, как волна боли буквально накрыла ее, ей хотелось вскрикнуть, глубоко вздохнуть, но она не могла. Кто-то потряс ее за плечо, вздрогнув, девочка обнаружила себя лежащей на полу коляски, сидя подле нее на корточках, ее друг старался привести ее в чувство. Она потеряла сознание, от боли, душевной боли! Теперь уже глупо было лгать самой себе, Гедовин заплакала.

Мальчик вовремя помог ей подняться, усадив ее на сиденье до возвращения гувернантки. Окинув взглядом ревущую Гедовин, та оторопела произнесла.

— Я же еще ничего не сказала, откуда ты?..

Ворота города открылись, пропустив внутрь коляску, которая медленно покатилась по мокрым мощеным камнем улицам. Рувир был небольшим, но очень необычным городом, совмещая в себе такие древние сооружения, как библиотека и амфитеатр, а также новые, ничем непримечательные дома простых людей и богатые особняки знатных особ. Здесь стоило только начать разрабатывать землю, как сразу же можно было найти свидетельства старины, когда Рувир славился своей библиотекой, активно участвовал в жизни страны, в отличие от теперешнего состояния, когда каждый старался закрыться в своем доме, поменьше знать о проблемах других и больше заниматься собственным жизненным укладом. Театральная и в целом творческая жизнь города постепенно угасала: все меньше постановок организовывалось, практически ни один творческий коллектив не ездил в другие поселения на гастроли, зато приезжали труппы из Истмирры, оживляя ненадолго будни Рувира. Выступали приезжие в основном в амфитеатре, на который уже сорок лет практически не выделялись средства, с тех самых пор, как Рувир перешел в состав Гриальша.

Все время до дома госпожи Руяны, гувернантка мужественно терпела слезы девочки, но потом не выдержала и попросила ее успокоиться.

— Барышня, пожалуйста, соберитесь и постарайтесь успокоиться. Подумайте, вам же не хочется в такую минуту выслушивать замечания отца?

— Да мне все равно, что он скажет! — в отчаянии воскликнула Гедовин и, не дожидаясь, когда коляска остановится, буквально проскользнула меж рук пытавшейся остановить ее гувернантки и выпрыгнула наружу.

Мальчик последовал за ней, но его Лилиане держать смысла не было. Она не на шутку встревожилась, понимая, что за это ее не погладят по головке. Она должна была привести Гедовин в дом, передав в руки отца. Женщина высунулась из-под навеса и окликнула кучера.

— Сбойко! — но вопрос она задала, скорее, следуя по инерции, чем, желая получить ответ от кучера; одними губами она прошептала. — Где она?

Внутри нее буквально все оборвалось: они были в нескольких метрах от дома, перед которым стояло множества народа, а Гедовин уже затерялась среди этой толпы.

— Ну, все, нам конец! — обреченно прошептала Лилиана, перехватив ничего не значащий взгляд Сбойко, она ведь его окликнула, но так ничего и не сказала вслух.

— Я по губам не понимаю! — довольно резко произнес он, чем окончательно сбил женщину с толка. Она ведь стольким рисковала, соглашаясь на его предложение прошлой ночью, и это вся благодарность! Или он не понимал, какой рекомендацией может ей это все аукнуться, вздумай господин Томилин подать на нее жалобу за недобросовестное исполнение обязанностей, а он может это сделать, и скорее всего, сделает.

Гедовин опрометью бежала к дому, словно не было здесь всех этих людей, которые пришли сюда сегодня, почтить память настоятельницы библиотеки Рувира, замечательного человека, которого многие могли назвать своим другом и все так или иначе были знакомы с ней. Гедовин влетела в дом и замерла, в переднем зале в центре стоял гроб, обитый синим бархатом, установленный на невысокие табуретки. Дыхание ее остановилось, Гедовин была в ужасе от того, что это случилось, от того, что она знала это и не могла принять. Почему она не успела? Почему не смогла спасти ее, хотя бы попытаться?!

— Гедовин! — позвал ее отец.

Она даже не заметила его, не сразу среагировав на звук его голоса, девочка оторопело повернулась к нему и увидела, как скользнула улыбка на его лице. Улыбка! В такую минуту!

— Рад, что ты благополучно добралась. Только, где же твоя гувернантка?

Гедовин, все еще оглушенная горем, молча смотрела на него, вздрогнув от прикосновения. Это был мальчик, которого она нашла в гроте. И его лицо было взволнованно, он посмотрел на гроб и, все понял, глаза его наполнились слезами, и Гедовин не смогла сдержаться, слезы душили ее, она не слышала собственных всхлипов. Прислонясь головой к плечу мальчика, она горько заплакала. Ничто не могло теперь быть так, как прежде, теперь мир делился на «до» и «после».