Легенда - [74]

Как видно, боги любят его.

Чье-то копье оцарапало ему плечо, и Цзубодай перерубил копейщику руку. О да, боги любят его! Он отразил щитом рубящий удар.

Накраш бросился ему на помощь и вспорол дренаю живот – тот упал с криком и исчез под ногами воинов, напиравших сзади.

Справа от них надиры дрогнули, и Цзубодая оттеснили назад, а Накраша ткнули копьем в бок. Меч Цзубодая, просвистев в воздухе, обрушился на шею дреная – кровь брызнула струей, враг упал навзничь. Накраш корчился у ног Цзубодая, сжимая руками скользкое древко.

Цзубодай нагнулся и вытащил друга из свалки. Больше он ничего не мог сделать – Накраш умирал. Это было несправедливо, и день сразу потускнел для Цзубодая. Накраш был ему хорошим товарищем последние два года. Цзубодай поднял глаза и увидел белобородого старца в черном – он прорубал себе путь вперед, и страшный топор из серебристой стали сверкал в его окровавленных руках.

И тут Цзубодай позабыл о Накраше. Он видел перед собой только обещанных Ульриком коней. Он двинулся навстречу седому воину, наблюдая за его движениями и приемами. «Неплохо поворачивается для своих лет», – подумал Цзубодай, когда старик отразил убийственный удар и обратным движением рубанул по лицу кочевника, который с воплем рухнул со стены.

Цзубодай прыгнул вперед, нацелившись острием в живот старику. С этого мгновения ему стало казаться, будто все происходит под водой. Белобородый устремил на него свой голубой взор, и ужас проник в кровь Цзубодая. Топор медленно взвился навстречу мечу надира, отбросив клинок в сторону, а после обернулся другой стороной и мучительно медленно врезался Цзубодаю в грудь.

Его тело ударилось о парапет и осело рядом с Накрашем. Цзубодай увидел яркую кровь, сменившуюся темной артериальной струей. Он зажал рану кулаком, сморщившись от боли в сломанном ребре.

– Цзубодай! – прохрипел Накраш, и этот тихий звук каким-то образом дошел до раненого. Он придвинулся к другу и положил голову ему на грудь.

– Да, Накраш, я слышу.

– Кони были почти что твои.

– А хорош старикан, верно?

Шум битвы утих – Цзубодай понял, что виной тому гул в ушах. Точно прибой шуршит галькой, набегая на берег.

Ему вспомнился подарок Гат-суна – и то, как Гат-сун плюнул Ульрику в глаза в день своей казни.

Цзубодай усмехнулся. Ему нравился Гат-сун.

Зря он тогда так громко выражал свою радость.

Зря он…

Друсс перерубил веревку и обернулся лицом к надиру, лезущему на стену. Отбив удар меча, он раскроил врагу череп, перешагнул через труп и отмашкой вспорол живот второму. Все его годы как рукой сняло. Он находился там, где ему подобает, – в самой гуще кровавой битвы. Позади бились в паре Рек и Сербитар – альбинос с тонкой шпагой, Рек с длинным тяжелым мечом.

К Друссу примкнуло несколько дренайских воинов, и они расчистили свой участок стены. По обе стороны от них пять тысяч воинов проделывали то же самое. Надиры тоже почувствовали это – дренаи хоть медленно, но все же теснили их назад. Кочевники удвоили свои усилия, рубя и круша с дикой отвагой. Им требовалось продержаться лишь до тех пор, пока не коснутся стены осадные башни – а там новые тысячи их товарищей хлынут им на подмогу. Башни же были всего в нескольких ярдах.

Друсс оглянулся. Лучник и его стрелки отошли на пятьдесят шагов и торопливо разжигали многочисленные костры. Друсс махнул Хогуну, тот отдал приказ трубачу.

На стене несколько сот человек, выйдя из боя, стали брать запечатанные воском глиняные горшки и бросать их в надвигающиеся башни. Горшки разбивались о деревянные боковины, пятная их темными потеками.

Джилад, с мечом в одной руке и горшком в другой, отразил удар надирского топора, рубанул другого врага по голове и метнул горшок. Джилад успел еще увидеть, как тот влетел в открытую дверь на верхушке башни, где толпились надиры, но тут на него навалились еще двое. Первому он взрезал живот колющим ударом, но меч накрепко застрял у врага в кишках. Второй с воплем замахнулся – Джилад выпустил меч и отскочил. Надира принял на себя другой дренайский воин – он отбил удар и почти что обезглавил врага. Вытащив свой меч, Джилад благодарно улыбнулся Брегану.

– Неплохо для крестьянина! – крикнул он, снова вступая в бой и пробив оборону бородатого надира с окованной железом дубиной.

– Давай, Лучник! – прокричал Друсс.

Разбойники наложили на тетивы стрелы, обмотанные промасленной паклей, и поднесли их к разожженным кострам. Град горящих стрел полетел над стеной. Осадные башни занялись, и густой, удушливый черный дым повалил вверх, уносимый утренним ветром. Одна стрела влетела в дверь, куда угодил горшок Джилада, и вонзилась в ногу надира в облитой маслом одежде. В одно мгновение воин превратился в вопящий, извивающийся живой факел, и от него загорелись те, кто был рядом.

По воздуху летели новые горшки, подбавляя масла в огонь. Двадцать башен пылали, как огромные факелы, и к стене плыл жуткий смрад горелого мяса.

Щурясь от дыма, Сербитар двигался в гуще надиров, его шпага ткала в воздухе волшебный узор. Он убивал без усилий, словно наделенная сверхъестественной силой смертельная машина. Позади возник кочевник с ножом в руке, но Сербитар, обернувшись, одним плавным движением перерезал ему горло.